Парня по имени «Macao» нет на этом свете. Мне нужно найти того, кого изначально не существовало. И что еще хуже, я не могу бросить этот напрасный труд.
Кубитакэ сидел на складном стульчике у западного выхода станции «Синдзюку». В руке у него был счетчик, он не прекращал подсчетов количества прохожих, которых видел. Следующие десять дней он планировал провести таким же образом, выполняя задание мадам Амино.
Метрах в десяти от Кубитакэ стоял монах в широкополой шляпе, он звенел в колокольчик, прося подаяния. Кубитакэ подумал: а вдруг этот монах и есть Macao, надо будет поговорить с ним в ближайшее время. Кто знает, может, найдем с ним общий язык.
4. Что ни день, то оргия
Украденная память десяти дней вернулась, когда я просмотрел планы, записанные в календарь. Придя в себя, я смог восстановить свои аудиовизуальные воспоминания до мелочей, и это внушало уверенность.
На всякий случай я сходил в больницу и прошел обследование. Удар ничего не повредил, но врач неоднократно повторял восхищенно, что у меня поразительные волны мозга.
– Обычно у бодрствующего человека наблюдаются только гамма– и бета-волны, и только у тех, кто овладел специальной духовной тренировкой, появляются альфа– и тета-волны. В частности, тета-волны возникают во время сновидений. У дзэнских монахов во время занятий медитацией мозг порой излучает такие волны. Как вы знаете, дзадзэн[28] – это медитация с открытыми глазами, то есть в период бодрствования, и тета-волны возникают только в том случае, если душа пребывает в состоянии высокой стабильности. У вас то и дело появляются тета-волны вперемежку с альфа-волнами. Вы занимаетесь какой-либо особой медитативной практикой?
– Я экстрасенс, – сказал я с усмешкой и прибавил: – Наверное, это волны мозга Микаинайта, которые перемешались с моими.
– Микаинайт? А что это такое?
Если начать объяснять, это затянется надолго и, скорее всего, понять меня будет сложно, поэтому я ответил так:
– Это мой дух-хранитель. Он всегда дремлет у меня за спиной. – Мы переглянулись с врачом и улыбнулись друг другу.
Город потерянной памятиПрошло три года, как я оказался в Токио по протекции одного японца, который сейчас сидит в тюрьме. Мой официальный статус в Токио – рабочий-иностранец-нелегал, но это не мешает мне жить спокойно. В моем паспорте Соединенных Штатов Америки стоит виза работника СМИ, которую мне удалось получить с помощью одного знакомого, она действительна и до сих пор. К СМИ я не имею никакого отношения, но по документам всё легально.
Катагири говорил мне, что мои родители были японцами, но я никогда не зацикливался на своем японском происхождении. В Нью-Йорке я считал себя просто азиатом. Впервые становишься японцем, только почувствовав себя им. Не слишком ощущая себя японцем и не имея запутанного прошлого, связанного с Японией, я, в отличие от моего босса, не испытывал ненависти к японцам. Боссом я называю своего приемного отца Катагири; если охарактеризовать его в двух словах, то он один из японских иммигрантов. Со времен Второй мировой войны стал убежденным противником Японии и после эмиграции в Америку ни разу не ступал на японскую землю.
Я вырос на его рассказах о Японии, но страна, жившая в его сознании, оказалась слишком далека от той Японии, где я был сейчас. Ненависть к нынешней Японии – к ее земле, народу, деньгам и конституции – родила в нем другую Японию, которая существовала только внутри него самого. В его Японии, разумеется, не было ни земли, ни народа, ни денег. Был только глава государства и конституция, суть которой – «умение главы государства управлять обществом». Я захотел увидеть Японию собственными глазами, чтобы у меня сложился свой взгляд на эту страну, отличный от его. Так я оказался в Токио. Еще я думал, что не смогу понять Японию Катагири, не зная настоящей Японии, которая находится по другую сторону Тихого океана.
– Поедешь – только разочаруешься. Брось ты эту затею, – Катагири почему-то упрямо пытался остановить меня. Но у меня были свои планы, и я уже жил самостоятельно, отдельно от него, поэтому проигнорировал его предостережения.
Честно говоря, у меня не было конкретных дел в Токио. Только смутные планы подзаработать иен – самую сильную на тот момент валюту – и пожить в каком-нибудь городке Юго-Восточной Азии или Европы. К тому же три года назад мои условия жизни в Нью-Йорке ухудшились по причинам личного характера, и я оказался перед необходимостью на какое-то время уехать оттуда. Причины личного характера всегда попахивают плотью или деньгами, в моем случае отношения с женщинами и друзьями принимали слишком запутанный оборот.