Петли, кстати, заканчивались, остались среди старых запасов только две пары старых петель, а магазин далеко. Не просто далеко, а безнадёжно далеко.
Мох для баньки брали с болота возле речки Берёзовки, Белов там ещё в детстве бегал. Почти ничего не изменилось. Белова не покидало ощущение, что за поворотом появится дорога, а на ней следы автомобиля. Душа запросила праздника. Поэтому, на следующий день после постройки бани, Белов решил её истопить. Пока Третьяк растапливал очаг, Белов успел вставить стекло в оконце. Оконце получилось достаточно большое — 50 на 30 сантиметров. Меньшего куска стекла не нашлось, а резать Белов не стал. Здесь стекло явно ценится по размеру. Топили баню полдня, Белов даже испугался, что стекло в оконце лопнет от жара. Пока баня отстаивалась, сплавали к речке Берёзовке, наломали веников.
Баня стала праздником для всех. Пусть жар уходил в многочисленные щели, пусть пол и полок были не досчатые, а из струганных жердей, пусть при вздавании от гальки шёл ядрёный рыбный запах, но банный жар ни с чем не сравнить. Парились долго, причём Третьяк оказался заядлым парильщиком и Белов дожидался его в предбаннике, попивая последний квас. После ухода Третьяка Белов попарил Ларису, которую не пустил при парне, вопреки здешним традициям.
Оттаяв в бане, Третьяк не выдержал и спросил у Белова — А когда мы поедем на Выселки?
— Тебе туда нельзя, старшина не пустит, — ответил Белов, думая про себя, «Ну ребёнок, ещё совсем ребёнок». А вслух спросил — О Владе думаешь?
— Да, шибко она мне нравится. Забыть не могу.
— Так ведь не пустят её за тебя. Достатка у тебя нет, из Выселков прогнали, дома у тебя нет, богатой родни тоже нет.
— А ты? А твоё хозяйство? — с надеждой поглядел Третьяк.
— Я один, детей нет, умру, и отберут всё это у тебя, так? Да ещё должен виру останешься, а то и убьют, чтобы не болтал лишнего. Так? — Белов посмотрел Третьяку в глаза.
— Правда твоя, — понурился Третьяк.
— Не грусти, давай спать пойдём, а завтра будем думать. Утро вечера мудренее.
Белов долго не спал, прикидывая, что делать с новоявленным Ромео. Сама мысль отношений Третьяка с Владой ему очень не нравилась. Мало того, что испортятся отношения с ближайшим населённым пунктом, где есть кузнец и можно найти знахаря, так ещё неизвестно, чью сторону примет Окунь. Хотя тут, наоборот, понятно, Окунь будет на стороне Скора. И далеко не факт, что Влада любит Третьяка, скорее всего, просто юношеские ухаживания. Но Третьяка надо чем-то отвлечь от мыслей о Владе, тем более у него перед носом молодая Лариса, не довести бы до греха, а дальше будет видно. Белов придумал несколько вариантов для Третьяка и заснул со спокойной совестью.
Глава 18
Наутро, после проверки огорода, все трое завтракали. День предстоял жаркий, Белов решил обойтись огурцами с помидорами и зеленью. Вместо хлеба он уже давно использовал куски вяленой рыбы. Рыбы они навялили столько, сколько Белов не видел за всю свою жизнь. Как раз, развешивая вяленую рыбу на чердаке, Белов и обратил внимание на старые учебники, ещё 70-х годов двадцатого века. Оказался почти полный комплект учебников с пятого по восьмой класс. Отобрав математику, химию и физику, Белов отнёс всё в дом, да и оставил до лучших времён. Вот эти лучшие времена и наступили, решил про себя Белов.
— Скажи, из-за чего у тебя ломалось и гнулось железо? — начал издалека Белов.
— Хотел сковать так, чтобы гнулось и не ломалось. Никак не выходит.
— А ты знаешь, как надо ковать?
— Доподлинно не знаю, но хотел попробовать по-разному, может и получится, — уныло мотнул головой Третьяк.
— Есть у меня старые книги, в которых написано, как такое железо делать, да читать ты не умеешь. Что будем делать?
— Научи меня, Белов, я страсть как хочу научиться читать, — вскочил с табуретки Третьяк.
До сих пор Белов никому не называл своего имени, а представлялся всегда по фамилии, поэтому даже Лариса и Третьяк называли его Беловым, наивно полагая, что это имя. А может и не наивно, и не полагали. Ещё Бажов писал, вплоть до двадцатого века у жителей Урала было по два или три имени — крестильное, родительское и уличное. Многие соседи узнавали настоящие имена своих знакомых и родственников только на похоронах. Скорее всего, так же было и здесь. Сам Белов настолько привык, что его даже друзья зовут по фамилии, о своём имени и не вспоминал, представляясь ещё в двадцать первом веке только по фамилии.
Да, учить Третьяка чтению надо, и чем быстрее, тем лучше, и Ларисе это не помешало бы, разговаривала она уже достаточно бойко. До осенней поездки на Выселки они должны читать бегло и понимать прочитанное, их придётся оставить вдвоём. Пусть читают, чтобы не скучали. Белов уже понял, что с Третьяком ему повезло, парень оказался честным и открытым душой, без подлости. Оставить его с Ларисой в доме было не боязно, и за хозяйством приглядит, и не набезобразничает.
Кстати, об осенней поездке, до неё оставалось около месяца. А готовиться к ней уже пора. Первым делом определиться с покупками, а чтобы что-то купить, как говорил классик, надо что-то продать. И курей кормить уже нечем, зерно они всё склевали, значит надо везти только зерна мешков десять про запас, не считая соли и других товаров. Ещё бы прикупить овец или коз. У Белова возникла мысль о валенках и валенной обуви, когда он показал Третьяку валенки, а тот уверил Белова, что такого никогда не видел. Валенки Белов, конечно, катать не умел, но принцип валяния представлял. Опять, для скотины надо косить сено, Белов нашёл среди железок косу, почистил полотно, по памяти сделал литовку, даже пытался ею косить. Но полян и лугов поблизости не было, а возить сено с заливных лугов — это надо большую широкую лодку. Доски, как на грех, полностью кончились. А без лодки не обойтись.
Значит, подготовку к торгу надо начинать с лодки, а именно, с досок. Использовать для продольного распила брёвен бензопилу Белов не решился. У Алексея в доме оказались целых две двуручных пилы. Их Белов и приспособил для пилорамы-2. Вы спросите, почему 2, а потому что пилили вдвоём, как рабы на галерах. Выходили по три шестиметровых доски за день. Мало, но широкие. Пилили до середины сентября.
За это время Третьяк уверенно освоил алфавит и начал читать, пока по складам. У Ларисы было хуже, но буквы она запомнила все. Белов во время распиловки брёвен времени не терял и вёл разговоры на различные темы. От устройства механической пилорамы до законов физики и механики. Третьяк тоже разговорился и сообщил, что совсем недалеко, по местным меркам, знает выходы каменного угля, якобы они ничейные, люди приходят и берут сколько надо. Где берут железную руду, Третьяк не знал. Зато хорошо знал процесс выплавления железа. Он был примитивен донельзя — руду пережигали вперемежку с древесным углём, а потом многократно перековывали и калили. Калили и перековывали. Поэтому насчёт железа Белов решил пока не спешить. Даже для домашней домны по китайскому образцу надо было массу кирпича, а сейчас было не до этого. Сентябрь выдался сухой и жаркий, доски просохли быстро. Вдвоём лодка получилась гораздо быстрее, зато на неё ушёл почти килограмм гвоздей и остаток моха. Уключин уже не было, пришлось делать самодельные из металлических стержней. Получились только несъёмные.
Белов пошутил, что, мол, не украдут, Третьяк очень удивился, кто может украсть? Оказывается, за всю свою короткую жизнь, Третьяк ни разу не встречался с кражами и не понимал, как можно взять чужое. Белов только улыбался, вспоминая себя молодого, когда тоже искренне удивлялся, как можно ударить женщину или избить ребёнка. Работа в уголовном розыске быстро сняла с него розовые очки. Уже давно Белов взял для себя шуточное правило — доверять всем, не верить никому. Нет, параноиком Белов не был. Наоборот, даже к последнему бомжу Белов относился ровно, дружелюбно, поговаривая — от тюрьмы и от сумы не зарекайся. Но Белов постоянно помнил, что обмануть может почти любой, причём даже из лучших побуждений, даже не понимая своего обмана и искренне полагая, что говорит правду и делает правильные вещи. Среди сыщиков есть поговорка — лжёт, как очевидец. В этом есть доля правды. Человек видит одно, но воспринимает это по-разному.