Я чувствовал себя завербованным шпионским агентом. Мне уже давали инструкции… и довольно курьезные.
— По-моему, у вас мания преследования. Я просто приду к вам, чего тут бояться?
— Нет, нет, не делайте этого! Они раньше времени выведут вас из игры! О, вы не представляете, как они коварны! — Его носорожьи глазки буравили меня взглядом, словно отыскивая трещину, за которую можно было бы зацепиться. Он рывком наклонился ко мне и медленно произнес шепотом: — Ваши друзья здесь ничего не добьются, посоветуйте им уехать.
— Так это писали вы? Для чего?
— Хотел вам показать, что кое-что смыслю в здешних делах. Я знал, мы будем союзниками!
Утром я вышел из дома с отвратительным настроением, будто мне предстояло сделать какую-то гадость. По пути я смотрел внимательно вниз, наблюдая со странным любопытством, как мои башмаки погружаются в рыхлую известковую пыль, оставляя оттиски, повторяющие каждую царапину на подметках.
Добросовестно следуя инструкции Одуванчика, я добрел до центральной площади и проник в кабинет редактора «Черноморской зари».
— Кого я вижу! — завопил он отчаянно, едва я приоткрыл дверь; на лице его заколыхалась улыбка, словно вода в резиновой грелке.
— Кого я вижу! — проорал он еще раз. — Редкий, редкий гость!
Пока я умещался в вертящемся кресле из белого пластика, он следил за мной счастливым и укоризненным взглядом, как если бы его посетил любимый непутевый племянник.
— Он курит, я помню, он много курит! — Приходя в восторг от этого моего порока, он дергал и тряс ручку ящика, тот наконец подался со скрипом и выдвинулся противоестественным образом рядом со мной, снаружи стола — на дне ящика — пестрели сигаретные пачки.
— Не эту! Не эту! — Он возбуждался все больше. — Американские! Там, в углу!
Дождавшись первых колец голубого дыма, он мечтательно проследил, как они уплыли наверх, и радостно объявил:
— Я терпеть не могу табака! Меня прямо тошнит от него! — Не слушая моих извинений, он потянулся к стене и щелкнул выключателем.
Все пространство заполнилось стрекотанием и хлопаньем лопастей, пять или шесть вентиляторов жужжали и пели на разные голоса, устраивая вокруг меня миниатюрный циклон. Дуло со всех сторон, даже откуда-то из-под кресла, на столе с громким шелестом трепыхались бумаги, дым моей сигареты исчезал в этом тайфуне, прежде чем я успевал его выдохнуть. Мне почудилось, что весь кабинет, подобно диковинному дирижаблю, парит уже над землей и вместе со мной, с редактором, с его сигаретами, полетит сейчас над степью и морем, подгоняемый буйным ветром.
Редактор смотрел на меня, подперев щеки руками, и получал несомненное удовольствие; я решил, что можно перейти к делу.
— Как? Лаборатория? Анализ воды? — Улыбка его всколыхнулась волной удивления, постепенно утихшей, лицо разровнялось и стало задумчивым, как блюдце с водой, простоявшее долго в спокойном месте. — Нет! Чего нет, того нет! И не ищите!
— Неужто и в школе нет кабинета химии?
Его передернуло, и морщины прорезали наискось кожу лица, словно за ней повернулось нечто массивное, твердое и угловатое, вроде литои стеклянной чернильницы.
— Кабинет есть. Но учитель!.. Никуда не годится. Псих, клинический! Он вам не поможет.
— Но мне нужны простейшие реактивы. Самые простые вещи.
— Он и простых вещей не может. Чокнутый!.. Да у него все пробирки давно перепутаны.
— Это пустяки, я разберусь.
С сомнением склонив голову, он повернулся в кресле. Взгляд его направлялся на верхние полки книжного шкафа, где я увидал с удивлением белую кошку, спящую на пачке бумаг.
— Попробуйте! Но уж если что выйдет не так, то покорно прошу, на меня не обижайтесь… Вот та улица, за рестораном. Школа — дворов через десять. И поменьше с ним говорите. Пакостник!
— А что он делает?
— Все! Все делает! Всюду суется! Все вынюхивает! Вообще лучше с ним не разговаривайте!
С этим напутствием я и ушел, и он на прощание поколыхал мне любезно лицом.
Когда я уже был на площади, от редакции долетел приглушенный крик:
— Кого я вижу! — туда входил следующий посетитель.