Леденящий душу холод никогда не покидал стен Крепости.
Даже горячие источники, из которых брали свое начало трубы, пронизывающие стены и перекрытия, не согревали это место.
Впрочем, несмотря ни на что, Волю Крепость нравилась.
Здесь не было душно летом, а зимой…
Зимой он предпочитал отбывать подальше отсюда, чтобы не проживать в этом склепе.
Но чем дальше принц продвигался по коридорам Крепости, тем больше копилось в нем негодование.
Повсюду были люди в белых одеяниях с изображением золотистой пятиконечной звезды на накидках и массивных цепях, что священники Ордена Семерых носили на шеях.
Они неспешно передвигались, чинно кланяясь принцу и Белому Клинку… Казалось, никто никуда не спешит, но все каким-то неведомым образом заняты делом.
Каким — непонятно.
— Не многовато ли здесь священников? — негромко спросил принц де Мар, обращаясь к сиру Краксону.
— Больше, чем во время вашего отъезда, — подтвердил гвардеец.
— Прошло не так уж много времени, а Первосвященник решил устроить в Крепости свою резиденцию? — плохо скрывая свое раздражение к главе Ордена Семерых, процедил принц.
При других обстоятельствах, произнеси это кто-то другой, это проявление эмоций могло бы стоить плетей. Благородные, конечно, могли преподнести оскорбленному лицу весомый подарок и тем самым загладить свою вину.
Наследному же принцу, первенцу и продолжателю королевского рода, прощалось многое.
Первосвященник, какой бы он жалкой, лицемерной, мерзкой и двуличной тварью не был, опасался перечить королю в принципиальных для последнего вопросах.
Поэтому, хоть не раз и доносил отцу о выходках и высказываниях сына, дальше туманных намеков: «Поведение сие неподобающее для венценосной особы», речь не заходила.
Воль подозревал, что старик точно знает, что после подобных разговоров король устраивает сыну хорошую головомойку, старательно, последовательно и бесцеремонно выбивая из наследника бунтарский дух.
И не сомневался, что для Первосвященника подобные процессы являлись своеобразной компенсацией за все нападки в сторону Ордена и непосредственно самого старого маразматика.
— Король поведает вам обо всем, если сочтет нужным, — буркнул Краксон, невозмутимо продолжая двигаться вперед.
Расспрашивать его бесполезно.
Белые Клинки подчиняются исключительно королю, верны только ему и никогда, ни при каких обстоятельствах не сделают что-то, с чем правитель не был бы согласен.
По крайней мере это говорится в их Клятве.
А на деле же…
Краксон, похоже, единственный, кто следует писанным правилам.
Он, конечно, тот еще фрукт, но по крайней мере, Воль не стал бы ждать от него удара в спину.
Остальные Белые Клинки у него уважения не вызывали.
Фактически ему было на них плевать, и они отвечали ему взаимностью.
Еще в мальчишеском возрасте, когда отец, не опускаясь до столь низкого действа, как порка наследника, отправлял заниматься этим Белых Клинков, лишь Краксон выполнял приказанное так, как этого требовал король.
Он не улыбался, не читал нотации, не вразумлял — просто перекидывал через лавку и внедрял в голову наследника ответственность за свои поступки через задницу.
Остальные же…
Им явно доставляло удовольствие превращать зад и спину мальчишки в кровавые полосы и наблюдать, как маги исцеляют бренное тело под вопли и слезы маленького принца.
Собственно, они этого и не скрывали.
Выходцы из благородных Домов, они, вполне возможно, в тайне надеялись на то, что Воль преставится во время порки, что заставит короля прекратить свое одиночество и найти новую жену взамен давно почившей матери.
Наследный род не должен прерываться — никогда и ни при каких обстоятельствах.
А, кто будет той самой, что выносит наследника — не столь уж и важно.
В конце концов его мать тоже была простой благородной дамой с Запада.
Гвардеец привел его к тяжелым, роскошно инкрустированным благородными металлами и драгоценными камнями двустворчатым дверям.
На них изображалась незамысловатая сценка, демонстрирующая царящий порядок. Безликая невыразительная толпа, словно океан, разбивающаяся о подножье Гранитного Трона, на котором сидела величественная фигура, олицетворяющая короля, правителя людей. Повелитель и защитник, властитель дум, тел и всего, что он пожелает среди смертных.