А рядом стоит такая влюбленная дамочка с ног до головы в крови, с огромными такими ножницами, и ласково спрашивает у тебя как тебе спалось, и кто была та сука, с которой ты вел переписку за два года до знакомства с яндеркой.
— Ты же его прикончила не потому, что боялась отпустить? — голос предательски врезал петуха.
Лаурель выгнула брови домиком.
— Что? Нет, конечно! Я патрулировала Великий Лес и обнаружила его на границе. В таких случаях не задают вопросов — стреляют на поражение. Кто бы перед тобой ни был — он вне закона.
Мурашки, нервные клетки и седые волосы на время остановили эвакуацию, но, подумав, все же предпочли отдать свою судьбу в распоряжение неясному будущему, чем оставаться в моей компании.
— Кхэм, — прочистил я горло, чтобы не заговорить писклявым тоном — горло сжало от адреналина так, что я запросто мог пародировать одну дамочку с кандебобером на голове. — Ну… Понятно, чего уж тут.
Лаурель натянуто улыбнулась.
— Ты подумал, что я убила его из ревности?
— Что? Нет, что-ты. Как я мог такое подумать о тебе, — по выражению ее лица, находящегося в считанных сантиметрах от моего, моно было прочесть все, что она думает о нелепости моей отмазки.
— Я не ревнива, — заявила девушка.
Ага, ага, знаем мы вас таких, ну.
Картинка с ножницами снова появилась перед моими глазами.
А потом вспомнилось поведение Лаврика по отношению к моей хвостатой проститу… батарейке легкого поведения и облегченной версией социальной ответственности.
Не-не-не, подруга, что-то ты уж явно недоговариваешь.
И расспрашивать тебя как-то ссыкотно.
А ведь казалась такой няшкой, забавно порывающейся принести себя в жертву монстру с человеческим обличием!
Причем не один раз!
И, если вспомнить кто был инициатором нашего побережного мастер-класса по борьбе Добра со Злом, то возникает весьма интересное предположение:
— Подруга дней моих средневековых, а ты случаем не извращенка?
Девушка, поперхнувшись на выдохе, бросила на меня весьма странный и полный подозрения взгляд.
— Нет! Не придумывай ничего такого!
Любительницы пожестче ответ!
Как там было? «У кого что болит — тот о том и говорит»?
Припомним дедушку Фрейда, который утверждал, что все в жизни идет через писькины дела.
И про то, что надо лишь внимательно и под правильным углом взглянуть на происходящее — даже в песчаных барханах Сахары можно будет тогда разглядеть фаллический символ.
Заливающий ее лицо румянец был красноречивее любых слов.
— Хватит скалиться! — рыкнула на меня Лаврик, видя мою торжествующе-довольную улыбку. — Я… Я не то, что ты подумал! Я приличная эльфийка! Никакие эти ваши связывания и прочее меня не интересуют.
Я продолжал молчать, не в силах сдержать плотоядную улыбочку, которая словно приклеилась к моему лицу.
Так и лежали.
Она, с залитым краской лицом и побагровевшими ушками, не находящая сил остановить свои бегающие глазки.
И я, рассматривающий ее так, словно под микроскоп загнал долгожданный образец и совершил прорыв в науке.
Скалящийся не лучше той клыкастой живности, которая до этого имела обыкновение попадаться нам на дороге.
— И вообще, у девушек о таком не спрашивают! — сдалась, наконец, Лаврик после пяти минут молчания подобного антуража.
— И как я должен был это понять?
— Сейчас же понял, — буркнула она, поворачиваясь ко мне спиной. — И вообще, понапридумывал тут себе невесть…а-а-ах, срывать вместе с трусиками-то зачем, а? Животное ты мое… Так, это что еще такое?
— Ну, — торжествующе-зловредно произнес я, растирая масло по рукам, — надо признать, что тигрис порой бывает полезна со своими инициативами. А теперь скажи: «А-а-а-м!».
— Говорю я только ртом, так что… Ох, Богиня… Сучка ты старая, чтобы тебя так же… Дане останавливайся ты, как будто в гости зашел! Раз совращаешь невинную душу, суй поглубже!
Каких-либо возражений у меня не нашлось.
Участь раба, последнего и случайно выжившего человеческого мальчика в уничтоженного гномами поселения, незавидна по своей сути.
Особенно, когда ты вырос и живешь в Хейме и за тебя некому заступиться.
Бродишь по разоренному поселку, натыкаясь сплошь и рядом на трупы родни и знакомых, растираешь по лицу кулачками слезы и сажу от ближайших пожаров знакомых домов…
А потом мимо проезжающий караван работорговцев высылает охотничий отряд и вскоре ты вместе с другими бредешь, закованный в кандалы к месту, где вас продадут на рыночной площади словно какой-то скот.