— Ну, как минимум те, что возникают в моей голове, — буркнул Практики. — Какого хрена он свалил, если понял кто я такой сразу? Где пропадал все это время? Почему только сейчас, когда мы готовы отправиться в путь, показался? Да еще пропавших лошадей привел, словно мы про Троянского коня никогда не слышали и будем рады всему, что есть?
— Какого коня? — не выдержала перешептывания мужчин Лаурель.
Девушка признавала логику обоих мужчин, и радовалась тому, что не ей принимать решение.
Прав мог оказаться как один, так и другой.
Воин, который в состоянии порвать голыми руками боевого коня — это уже само по себе хорошо.
А вот если медведь имеет какой-то тайный план, ради чего и показался только сейчас, то это очень плохо.
— Так сделай его рабом, да и все, — нашел выход из положения Паладин бога Виноделия. — Как с Лео.
Зверолюдка, услышав свое имя, словно отмерла.
— Олегус — убивать, — прошептала она голосом, трясущимся от страха. — Сильный. Большой. Убийца. Убивать надо.
— Цыц, шлюхастая, — шикнул на нее Практик.
Посмотрев на полуголого оборотня, едва заметно кивнул.
— Раз уж есть желание, — произнес Глеб громко, обращаясь к Олегусу, — то, хрен с тобой. Готов к тому, что я наложу рабское заклинание?
— Господин, я буду служить вам верой и правдой, как подобает верному солдату Темной Армии, — мужчина еще раз поклонился. — Но, разве вы не знаете, что нельзя поставить рабское заклинание на того, кто принес клятву верности Темным Силам? Поэтому работорговцы из Вилосса, прежде чем я оказался у этой твари, — мужчина с ненавистью посмотрел и указал рукой на зверолюдку, которая от избытка чувств громко испортила воздух, зашептав какую-то молитву, — и надели на меня рабский ошейник. Если вам так будет спокойнее и есть другой, то я подставляю шею. Все, чтобы служить Темным Силам снова.
В доказательство своих слов, мужчина наклонил голову так, чтобы была видна его оголенная мускулистая шея.
— Лео, он говорит правду? — тихо спросил Глеб.
— Говорить верно, — нехотя призналась та. — Мне говорить, что его ловить много-много лет. Он убивать многих охотник. Ему надеть рабский ошейник человеков, чтобы он служить.
— Ошейник — тоже самое, что и рабское заклинание?
— Много проще. Только не вредить хозяин и слушаться хозяин. Много боли, если не слушаться. Но хозяин убить не мочь — ошейник убить первым.
Судя по ее словам, выходило, что оборотень говорил правду о том, чего ему стоило не подчиниться приказу…
— Он в самом деле настолько крепок, что мог противостоять магии ошейника, когда твоя подруга приказывала ему убить Лаврика?
— Барсик не быть его хозяин, не мочь ему приказывать, только я. А я сказать ему, чтобы он убить вас всех. Первый убить эльфийка, потом остальные. Он должен был слушаться точно.
Лаурель вздрогнула, понимая, что если бы не это — необходимость оборотню слушаться приказа «сперва убить эльфа, потом остальных» — она могла быть единственной выжившей из всего отряда спутницей Глеба.
По-видимому, отданный приказ не позволял оборотню действовать иначе, че было приказано.
А сама Лео просто не успела изменить приказ.
Или не поняла, что отдала тупое распоряжение, ограничившее возможности оборотня.
Впрочем, тут скорее сработало извечное пренебрежение магами условностей своих возможностей.
Тигрис понадеялась на превосходство своих сонных чар, думая, что убивать спящих будет простой работой.
А вот как оно вышло.
— Значит, без ошейника нельзя быть уверенным в том, что он на нас не нападет? — спросил Фратер.
— Я же говорить — убить Олегуса! — прошипела зверолюдка. — Силен. Опасен. Убивать нас.
— При таких вариантах я тоже за то, чтобы от него избавиться, — призналась Лаурель.
Одной мысли о том, что рядом с ними будет неподконтрольный и не зависящий от них (а лишь его слова говорят о том, что оборотень беспрекословно подчиняется Глебу) могучий воин с тысячелетним опытом, который в любой момент может их прикончить, пугала ее настолько, что лишь эльфийское воспитание и опасность оконфузиться в присутствии ставшего симпатичным ей мужчины, не позволили ей повторить позор Лео.
Глеб, секунду помолчав и посмотрев куда-то себе под ноги, громко хмыкнул и бросил на Лариэль насмешливый взгляд.