О, как.
Ее история отличается от той, что рассказала драконесса.
— Это все?
— Ну… — глаза Ликардии блеснули алчным огнем. — Он стоял у истоков появления Вестниц Смерти. Вместе с эльфами.
О, как.
Эллибероут об этом не говорила. Интересно, почему?
— То есть, это он превратил тебя в оружие?
— Глеб,— скучающим тоном обратилась ко мне Вестница Смерти. — Я сама согласилась на магическое изменение. Потому что хотела убивать этих тварей, которые отобрали у меня земли. Оружие или великолепная женщина — не так уж и важно. Я ни о чем не жалею. Разве что, Лилит бы хотела прикончить собственными руками, но, это сделали за меня, раз ее меч в твоих руках.
— Нам нужно будет поговорить об этом подробнее, — предупредил я.
— Зачем? — прищурилась женщина.
— Хочу знать побольше о нем, — объяснил я. — Вроде бы его личность довольно интересная…
— Глеб, — поскучнела Ликардия. — Да все в отряде знают, на что тебя подбила драконесса. Я не в восторге, но считаю, что у нее немного не в порядке с головой и она гоняется за призраками. Поэтому, лучше используй ее по своему усмотрению, не знаю, трахни, например, магии обучись, и вообще не переживай. Бог-Изгой сдох, причем давно. Он подгадил абсолютно всем — таких в живых не оставляют, так что…
Вон оно что…
Наклонившись к небольшой кожаной сумке, найденной здесь же, я вынул из нее бутылку и бросил в Ликардию.
Девушка лениво поймала ее, покрутила в руках.
— Интересненькое пойло, — прокомментировала она, глядя на играющую в емкости жидкость, переливающуюся чуть ли не всеми оттенками красного в магическом свете. — Хм…
— Знакомая вещица? — уточнил я.
— Знаешь, — девушка оторвалась от груды золота и повертела бутылку в руках. — Во время Последней Войны, Восемь Королей любили пить один сорт вина, который делал бывший божок нашего рыцаря, — она посмотрела на Фратера, который разглядывал новое оружие высшей вампирши. — И это очень похоже на него…
— На надпись посмотри, — посоветовал я.
— А что тут? — Вестница Смерти безразлично глянула на этикетку, которую до сих пор прятала под своей ладонью.
Ее глаза пробежали по строкам.
Девушка посмотрела на меня.
Снова на бутылку.
— Это на старом наречии Севера, которое применялось тамошними шаманами еще задолго до Последней Войны, — произнесла она. — Говорят, что это якобы старый колдовской язык. А написано здесь следующее: «Слезы Аминасифаль. Изготовлено с помощью ножек фригидной эльфийской стервы».
Ах, вот оно что.
— А приписочку ниже не видишь? — уточнил я.
— Какую приписку? — брови девушки взлетели вверх. — Кроме этой надписи здесь нет ничего.
Ага, понятно.
— Видишь ли, — я подошел к девушке и забрал у нее бутыль, и указал на этикетку, — эта надпись мне тоже понятна. Но не потому что знаю старый колдовской язык, а потому что для меня этот текст был написан на моем родном языке. Из другого мира. И вот тут, — я указал на нижнюю часть этикетки, — добавлено: «Я тебе не враг. Искариот».
— Ложь! — голос драконессы грохотом прошлась под сводами сокровищницы, едва не оглушив.
Повернувшись, натянуто улыбнулся при виде разъяренной драконессы, стоящей на пороге запасного выхода.
Кажется, нам нужно будет серьезно поговорить.
Любопытно, что она этого раньше не увидела в моей голове.
Очень любопытно.
И уже просто бесит, что вокруг меня началась какая-то кутерьма на божественном уровне.
Складывается впечатление, что дождь с грозами и молниями преследует местность рядом с замком Беркред постоянно.
За все то время, что мы находились здесь, количество дней, когда с неба не лили потоки воды, можно было бы пересчитать по пальцам.
Замок Беркред.
Расположенный на скалистой возвышенности посреди огромной долины, больше похожей на огражденный с трех сторон непроходимыми скалами, замок Беркред, поражал каждый раз, когда попадался на глаза.
Огромная чаша, как я теперь уже знал, некогда была полноводным озером, которое брало воду из частых и продолжительных дождей, заливающих этот регион, а так же из подземной реки, протекающей под горами, сейчас представляла из себя подобие кратера.
Замок на возвышенности позволял наблюдать за местностью на многие сотни метров (экспериментально установлено, что на полтора километра), а сама же Чаша достигала диаметра на полсотни километров пересеченной местности, на которой практически ничего не росло, кроме той чащи, в которой похоронены наши соратники.