А вот Белатор был человеком совершенно иного типа. Он был не менее амбициозен, чем сам Мэншун, а значит, его легко было понимать и использовать. С такой же надёжностью, с какой можно было «использовать» змею.
Это оставляло лишь Элдарра и его род; он был так же стар, как Хаэль и Фандимм, но обладал куда менее острым разумом и самостоятельностью решений. Они были надменными, краснолицыми, ворчливыми, аристократичными снобами, каких высмеивал каждый менестрель, теми самыми задирающими нос старыми ворчунами, какими городские лавочники считали любую знать. Что означало, что на них можно не обращать внимания до тех пор, пока не потребуется их раздавить.
А Мэншун становился всё более умелым в том, чтобы давить лордов Марвинов Элдарров этого мира.
Так что первый лорд Зентильской Твердыни принял неожиданное волшебное послание в своей голове с заметным раздражением, которое совершенно не отразилось на его лице, поскольку умение контролировать своё лицо и голос было первым навыком, освоенным намного более молодым Мэншуном.
П-первый лорд?
Прикосновение разума было суматошно-нервозным и напуганным. Это был Йорантас, стареющий зентарим, слишком слабый, что бы быть неверным—и слишком слабый, чтобы разобраться с любыми серьёзными неприятностями. О которых наверняка и шла речь в его послании.
Лорд Мэншун, я принёс новости. — Йорантас был по-прежнему напуган, но вернул себе толику самообладания.
Да? — подумал Мэншун в ответ.
Эм, милорд… здесь беспорядки в Вирмовой гавани. Я только что… сбежал оттуда.
Не сомневаюсь. Продолжай.
Амбрам Сарбахо вернулся со встречи, когда наши силы ещё сражались с его прислугой, чтобы попасть к Тёмному пути. У его телохранителей и наёмников были арбалеты, а их болты были смазаны ядом. Удача от нас отвернулась.
Спасибо, Йорантус. Найди укрытие.
Мэншун потратил свой приступ ярости на ментальную затрещину, которая выкинула Йорантуса из его разума и причинила старому дураку головную боль, от которой он будет шататься ещё несколько дней. В следующее мгновение Мэншун вернул себе ледяное спокойствие и повернулся, чтобы поманить Снила с того места, где шпион замер у стены подобно простому слуге.
— Прошу меня простить, лорд Амандон, — невозмутимо сказал он хозяину, игнорируя подозрительный взгляд лорда Хаэля, — но я только что вспомнил, что слуги, которые обычно набирают мне воду, заболели; мне нужно послать своего человека, чтобы тот отдал приказ сделать это другим, иначе у повара окажется сухая кухня задолго до наступления утра.
— Разумеется, — горячо отозвался Сиал ещё прежде, чем Снил наклонил ухо к губам Мэншуна.
Шёпот того был простым и коротким.
— Проблемы в Вирмовой Гавани; Сарбахо вернулся, у его людей — отравленные стрелы. Возьми Кадатена и сокруши их. Никаких оправданий. Доложи о результатах как можно скорее.
Снил низко поклонился и поспешил прочь, а Мэншун с легкомысленной улыбкой повернулся обратно к столу.
Внутри он не улыбался. Кадатен должен одержать победу, иначе в Вирмовой Гавани Зентарим потеряет слишком много младших волшебников — если уже не потерял. Что ещё более важно, он не смел позволить Сарбахо одержать победу и стать наглядным примером успешного противостояния Братству. Если путевой лорд победит в сегодняшней схватке, его победа толкнёт многих других на собственные бунты против Зентарима, большие и малые.
У него всё зудело от желания броситься в Вирмову Гавань самому, чтобы швырять заклинания, которые сомнут и искалечат Сарбахо и всех его мечей и слуг до последнего—а вместо этого он застрял здесь с пустой улыбкой на лице, тщательно пытаясь обойтись вообще без использования магии за вечерней трапезой. Ну, почти без использования магии.
Лорд Беломир Хаэль начал улыбаться. Бэйн побери Мистру, да старый волк учуял его беспокойство!
Хаэль был старым, стареющим и ворчливым, суетным консерватором—а сразу рядом с ним, локоть в дорогой одежде к другому локтю в дорогой одежде, сидел ещё более старый, суетный и прагматичный консерватор лорд Горанд.
Сейчас они оба улыбались, как будто могли читать его мысли.
А что, если могли?
Но нет, он сотни раз читал заклинания, чтобы это проверить. Они просто хорошо умели читать мельчайшие признаки — напряжённость губ, кратчайшее движение зрачка — но всё равно оставались старыми и беззубыми волками.