— Дитя мое, если это так, вы можете считать себя любимицей фортуны. Если же и он отвечает вам тем же чувством, можете считать, что на вас снизошла Божья Благодать.
— Я уверена, что моя свадьба полностью отвечает интересам графа Одо, — невпопад пробормотала она.
— О, да, на свете нет человека, который пекся о благополучии нашей земли и ее жителей больше, чем старина Одо. В этом с ним мог соперничать лишь ваш батюшка. Итак… — он пожал плечами. — Брак, подобный вашему, большая редкость, и он действительно заключается на небесах, перед лицом Господа нашего. Возможно, вам, миледи, необходимо еще раз обдумать обеты, которые вы произнесете перед Ним в церкви. Во время путешествия вы, сударыня, можете оставаться по вечерам среди моей свиты, чтобы без помех предаваться молитвам.
Мелисанда не сразу поняла, какие возможности содержатся в предложении отца Бишопа. Ведь их неповоротливый кортеж будет ползти до Руана не один день, и на протяжении этой поездки она сможет проводить ночи в полном одиночестве! Не хватит же духу у Конара идти против церкви, к которой он относится с таким почтением.
Мелисанда еле сдержалась, чтобы не расплыться в радостной улыбке. Скромно опустив очи долу, она церемонно прошептала:
— Возможно, серьезные размышления на божественные темы станут для меня неоценимой поддержкой в эти трудные дни.
— Решайте сами, Мелисанда. И если надумаете, дайте мне знать.
В этот вечер процессия остановилась в небольшом монастыре — единственном месте в округе, способном принять столь многочисленных постояльцев. Те, кто поместился внутри, раскинули шатры вокруг монастырских стен, и здесь смогли расположиться и рыцари, и жены, и их свита. В течение дня Мелисанда почти видела Конара — он по-прежнему ехал в голове корте в компании Бренны и Рагвальда.
Чаще Бренны, чем Рагвальда.
Даже возле монастырских ворот, окруженный монахами, выбежавшими навстречу знатным гостям, он все не расставался с Бренной. Мелисанда встретилась с ним лишь за столом. Быстро покончив с едой, он взял ее руку и сказал:
— Идем же. Нам предложили занять самые роскошные апартаменты в этом богоугодном заведении.
Она прикусила губу, отдернула руку и, наконец, отважилась взглянуть ему прямо в глаза.
— Я не могу быть с тобой в эту ночь, — заявила она.
— Что?!
— Бишоп ле Клерк полагает, что мне необходимо как следует помолиться, ведь нам предстоит столь важный шаг!
— Но ведь мы уже не первый год женаты… — склонился к самому ее уху, так что она одна могла слышать его слова. — Признайся, ведь ты сама решила предаться молитвам, Мелисанда?
— Да. И ты должен подчиниться…
— Ну уж нет, сударыня! Я вовсе не должен подчиняться! И тебе прекрасно это известно. Я один вправе решать, где и как я проведу ночь, и никто не смеет мне в этом препятствовать!
Он наклонился еще ниже. Его хриплый шепот обжигал ей ухо.
— Однако может статься, что нам обоим необходимо всерьез подумать над создавшейся ситуацией. Что ж наслаждайся своим вожделенным одиночеством! А я буду надеяться, что во сне сподоблюсь увидеть женщину, которая не будет столь жестока и не станет превращать в кровавое побоище каждую брачную ночь!
Он неожиданно отпустил ее, и она, к своему удивлению, обнаружила, что ноги не держат ее: колени подогнулись, и она безвольно опустилась на грубую скамью.
Придя в себя, Мелисанда поспешила удалиться в тесную убогую монашескую келью, столь галантно предложенную ей Бишопом.
Она даже попыталась молиться в эту ночь.
Но как назло, из головы улетучились все молитвы, которые она когда-то знала. Всю ночь она пролежала без сна, орошая слезами жесткую подушку и гадая, где провел эту ночь Конар.
Если бы Мелисанде сказали, что она упрямая и заносчивая, она ни за что бы не поверила этому. И все же именно родовая спесь и упрямое нежелание хоть в чем-то уступить Конару заставляли ее сохранять напряженными их отношения.
По дороге к Руану они еще три раза останавливались на ночлег, и все три ночи она провела в келье, правда, страдая от одиночества и просыпаясь по утрам со страшной головной болью. При этом всякий раз она отыскивала Бишопа ле Клерка и на протяжении нескольких часов старательно убеждала его в том, что провела предыдущую ночь в усердных молитвах. Больше всего времени она проводила в обществе верной Мари, а иногда даже пыталась наладить отношения с неподкупной мадам Женевьевой, хотя всякий раз быстро начинала тяготиться ее занудным ханжеством и старалась поскорее найти приличный повод для бегства.
Невольно она продолжала следить за Конаром, который подолгу находился в обществе Бренны; эта женщина, пережившая вместе с Конаром столь многое, наверняка знала его гораздо лучше, чем она, Мелисанда.
Наконец они добрались до Руана. Наступила последняя ночь накануне их брачной церемонии, которая должна была начаться рано утром. Одо снял для них огромное здание, полное расторопных слуг, и впервые за все путешествие они смогли прилично пообедать и разместиться на ночлег.
В этот вечер Мелисанда засиделась возле очага, болтая со Свеном и старым Одо. Находившаяся здесь Бренна достала кожаный мешочек, в котором хранила руны, и собралась погадать на них.
Таинственные очертания рун были с великим искусством выгравированы на полированных плоских камнях которые полагалось бросать на землю перед очагом. Мелисанда сидела возле гостеприимного хозяина, угощавшего ее сладким вином, и заворожено следила движениями гадалки — она ни на минуту не забывала, что ей следует опасаться этой женщины.
Вначале Бренна бросила камни для молоденькой фрейлины. Ей выпал хороший муж и дом, полный детворы. Раскрасневшаяся Женевьева пробормотала, что она вообще-то никогда не верила подобным предсказаниям, однако не стала возражать, когда Бренна бросил камни для нее. Гадалка заглянула ей в глаза.
— Ну что там, мне тоже суждено супружеское счастье. Бренна не обратила внимания на ее вопрос и задумалась, прежде чем ответить:
— Руны говорят, что ваша жизнь сложится так, как вы того пожелаете. Вы, леди, со своей добродетелью и отзывчивым сердцем с радостью будете приняты среди невест Христовых.
— И я стану членом религиозного братства?
— О, да, — тихо произнесла Бренна, и Женевьева вздохнула с облегчением.
— Ну, а теперь моя очередь! — не утерпел Одо. Он низко поклонился Бренне, — если, конечно, на то будет ваша воля, сударыня.
Огонь в очаге с треском заполыхал, разгоняя тьму. Гадалка сидела на мохнатой медвежьей шкуре, ее светлые локоны свободно рассыпались по округлым плечам а глаза цвета морской волны пристально изучали то лица сидевших вокруг нее людей, то загадочные знаки, выгравированные на ее камнях.
— Конечно, граф Одо, — прошептала она еле слышно, и камни со стуком упали на пол.
Все присутствующие замолчали. Лишь трещало и шипело пламя в очаге.
— Ну? — не смог более сдерживать свое любопытство Одо.
— Вам, милорд, суждено войти в историю своего народа. Не однажды вы явитесь единственной надеждой и опорой края, которому впоследствии суждено будет стать одним из прекраснейших городов мира, гордостью нации. Но я предупреждаю вас, милорд: заключайте союз лишь с теми силами, чья мудрость и могущество окажутся сродни нашему, чтобы предательство не коснулось вас.
— Вот как, весьма недурно! — произнес довольный Одо. Он положил руки на плечи Мелисанды. — Ну, а теперь погадайте для миледи…
— Нет! — горячо воскликнула та.
— Я не стану бросать камни, если вы сами того не захотите, — уверила ее Бренна.
— Ну же, не упрямься, — не унимался Одо. — Надо нам хоть немножко развлечься сегодня или нет? А то все эти святоши кружат возле нас с мрачным видом, подобно стае воронья. Пусть подождут до завтра — это будет их день. А сейчас бросьте руны и для Мелисанды.
Бренна собрала камни в мешочек и вопросительно взглянула Мелисанде в глаза:
— Миледи?..