Ей не доставило большого труда уверить Рианнон в том, что она имеет полное право по своему желанию вернуться домой. Она ни разу не намекнула золовке о беспокойной обстановке на побережье Франции, и хотя той очень не хотелось расставаться с Мелисандой, она понимала ее горячее желание поскорее оказаться дома.
Ей удалось вернуться на родину меньше, чем через месяц после их отплытия с Конаром. Однако, подплывая к родным берегам, глядя на все, что было так мило сердцу, она почему-то не ощутила, как обычно, прилива радости и жизненных сил.
Возможно, все дело было в том, что она наконец-то почувствовала признаки беременности. Ее чуть не вывернуло наизнанку, а ведь она никогда раньше не страдала от морской болезни.
Она подумала о Конаре. Наверняка он придет в ярость, когда обнаружит ее отсутствие. Он будет гневаться на нее, презирать ее. А может, даже станет искать утешения в объятиях другой женщины, во всем послушной ему Бренны.
Мелисанда ступила на родную землю. Добрая половина обитателей замка высыпала ей навстречу: Филипп, Гастон, Рагвальд, Мари, кухарки, пастухи, фермеры, мастеровые. Народ приветствовал ее.
Воздавал ей почести.
Она вернулась, чтобы править ими в отсутствие своего мужа.
Она сердечно поздоровалась со всеми, отобедала в обществе Рагвальда, Филиппа и Гастона и досыта наслушалась новостей о собиравшейся на берегах шайке данов. Она разрешила спор между двумя крестьянами поводу издохшей коровы, разобралась с перепиской с Одо и прочими соседями. Была уже поздняя ночь, когда Мелисанда покончила со всеми делами и поднялась в свою комнату.
В их комнату. Где они спали с Конаром. А теперь покинул ее.
В конце концов, она обманула его. Она не стала сражаться с ним за свои права, а попросту сбежала из Дублина, а потом из Вессекса и добралась до дому.
Ее по-прежнему тошнило. Щеки были мокры от слез. Лицо горело так, словно кто-то надавал ей пощечин. Она вскочила и умылась холодной водой. Боже, как же она была несчастна и больна!
Ее первая ночь в родном доме. Она — графиня. Она взяла бразды правления в свои руки. Никогда прежде она еще не была в таком почете.
И никогда прежде она не чувствовала себя такой одинокой, всеми покинутой.
И никогда она еще так не страдала от разлуки с ним, хотя и не сомневалась, что отныне вправе ждать от него лишь справедливого гнева.
А возможно — и возмездия.
Родина! Она так отчаянно любит ее.
И ей не пришлось продаваться дьяволу, чтобы вернуться сюда. Ей просто пришлось убить в себе любовь к мужчине.
Глава 19
Олаф собрал многочисленную армию, но большую часть времени она бездействовала.
Переговоры с Мелморденом затянулись до бесконечности, их оживляли лишь мелкие стычки между враждующими группировками. Армия Олафа во много раз превосходила численностью армию Мелмордена, однако у того был в руках главный козырь — Найалл, носивший ныне титул Ард-Рига. Если бы во время этих неурядиц он умер, этот титул мог присвоить себе Мелморден. Хотя сын Ард-Рига наследовал титул отца, однако его обладателем мог оказаться и не прямой потомок последнего главы рода. Право на этот титул необходимо было доказать на деле.
Сыновья Найалла были еще слишком малы — они оставались дома, их не допускали пока к участию в войнах.
В христианских странах вошло в обычай откупаться от орд викингов, чтобы разбойники оставили народ в покое. Но Мелморден призвал к себе в союзники из извечных кровных врагов — данов, и потому здесь и речи не могло быть о выкупе. Мелморден жаждал власти, он хотел, чтобы менее могущественные короли склонили перед ним голову, подчинились его господству.
Недели сменяли одна другую, а Конар все так же стоял в боевом порядке вместе с Эриком, Лейвом, их отцом и остальными братьями на поле брани, а напротив него стоял Мелморден со своими берсерками. В который уже раз Олаф передал ему свое требование освободить Найалла. Он никогда не согласится с притязаниями Мелмордена и его сына на титул Ард-Рига.
Но ничто не действовало на Мелмордена, и он опять повторил свою клятву, что Найаллу недолго осталось жить на этом свете.
Страсти были разогреты, перчатки брошены, но настоящее сражение только предстояло.
Эту ночь Конар провел прямо под открытым небом. Глядя на звезды, он вспомнил о Рагвальде, а следом за ним и о Мелисанде — впрочем, она и без того редко покидала его мысли. Он слишком хорошо знал, как шатки их позиции на побережье, и для него не было новостью известие о высадке датчан на берегах Франции.
Он ругал себя, что не смог достаточно убедительно ответить на письмо Мелисанды, но тут же понимал, что понапрасну тратит время.
Он ужасно тосковал по ней. Несмотря на все их ссоры, Конар переживал разлуку с ней, и мысли об этой женщине не давали ему покоя ни днем, ни ночью.
Особенно ночью, ведь как только он закрывал глаза, он видел перед собой ее, он слышал ее шепот, она, обнаженная, приближалась к нему — стоит лишь протянуть руку, и он коснется ее.
В лагере, конечно, были женщины. Но, несмотря на то, что его молодое, сильное тело жаждало любви, он обнаружил, что не в состоянии найти облегчение в чужих объятиях. Маленькая ведьма, похоже, накрепко приворожила его к себе, околдовала его душу. Он любил ее. Любовь показалась ему странным чувством, отнюдь не всегда приносившим радость — чаще он испытывал почти физическую боль. Он грезил о ней, он желал ее, он думал о ней в течение всех этих бесконечных дней и ночей.
Он обретал покой лишь в те недолгие мгновения, когда она снилась ему, и сны эти были восхитительны. Однако в эту ночь ему пригрезилось, будто он мечется по темному лабиринту, зная, что навсегда потерял ее. Сердце его билось бешено. Глухая тишина нарушалась лишь его собственным хриплым дыханием, тело его горело от боли. Он громко окликнул ее по имени, побежал еще быстрее, и откуда-то издалека услышал ее слабый голос, но так и не смог разглядеть ее.
Перед ним возникли грозные шеренги врагов. Он остановился, а потом вдруг стал частью огромного дерева, росшего рядом. В таком виде он сможет пробраться сквозь вражеский стан. Он снова ищет ее, ищет повсюду. Он слышит ее голос.
Они похоронили ее. Она погребена под толщей земли. Ее слабый зов еле слышен. Мелисанда… о, как жалостно звучит этот зов, она хочет вернуться домой, к нему.
И он подбирается к ней все ближе. Он слышит ее голос. Снова и снова. И он освободит ее — неважно, сколько врагов окажется на его пути.
Он резко повернулся во сне, ударившись головой о корень дерева, под которым спал, и — проснулся. Пасшийся рядом Тор обеспокоено глядел на своего хозяина. Поблизости ворочался Лейв, также не пожелавший спать в шатре и устроивший себе постель из конской попоны и седла в изголовье. С другой стороны от него лежал Эрик.
— Конар!
Он обернулся. Лейв, превратившийся во взрослого воина, сейчас мало напоминал мальчишку, постоянно задиравшего окружающих с тем, чтобы заставить их лишний раз биться с ним на мечах. Озабоченно нахмурившись, он глядел на Конара.
— Что случилось? Ты не болен?
Конар покачал отрицательно головой и спросил:
— С чего ты это взял?
— Ты все время вертелся с боку на бок и стонал во сне.
Конара не так-то легко было вогнать в краску, но в этот раз он почувствовал, как начинает гореть его лицо. Черт бы ее побрал. Насланные ею колдовские сны скоро станут явью. Он молча поднялся с земли, за ним — Лейв и Эрик. Эрик, более посвященный в подробности личной жизни Конара, спросил:
— Ты обеспокоен состоянием дел у себя дома?
— Меня постоянно беспокоит состояние дел у меня дома, — задумчиво согласился Конар. Он пожал плечами и улыбнулся. — А когда я возвращаюсь туда, меня беспокоит состояние дел здесь, — снова задумался. — Мне приснился интересный сон. Он подал мне неплохую мысль.
— Какую? — заинтересовался Лейв.