— О… — тихонько вздохнула она, погладив его по лицу. — Я слышу тебя прекрасно.
— А как насчет вас, сударыня?
— Я люблю тебя! — прошептала она.
— Ах, как просто! После такого многословного вступления!
Она улыбнулась, сперва нерешительно, потом все смелее и смелее.
— Нет, вовсе не так просто! — воскликнула она и опрокинула его на спину, и ее губы принялись ласкать его лицо, шею, руки, грудь. — Я люблю тебя… — выдохнула она. — Я не могу без тебя, я хочу тебя, я ласкаю тебя, я возбуждаю тебя…
— О, милая! — отвечал он, заключая ее в объятия.
День уже клонился к закату, а эти нежные слова звучали в их устах вновь и вновь, и их не волновало, день сейчас или ночь, ведь здесь, в этой комнате, их пылавшие страстью сердца слились воедино.
И они любили друг друга.
Эпилог
Осень, 887 от Р. X.
Дни становились все прохладнее. Ясными прозрачными вечерами воздух остывал задолго до наступления ночи, и вода казалась просто ледяной. Но Мелисанде нравилось холодное прикосновение стремительных струй к натруженным ногам, которым приходилось в последние дни недели нести двойную нагрузку.
Она прислонилась спиной к стволу дерева, узловатые корни которого послужили ей чем-то вроде кресла, и любовалась игрой солнечных лучей в его кроне. Скоро придет зима, и листья опадут, умрут вместе с прошедшим годом. О, это был непростой год в ее жизни!
Весной, с наступлением первых теплых дней, на побережье высадились полчища датчан. По чьим-то подсчетам там их было не меньше тридцати тысяч, но число постоянно росло. Среди них были разбойники с севера, Швеции — отовсюду, где находились любители легкой поживы. Они поднимались вверх по реке, они поднялись по Сене и осадили Париж.
Три раза они штурмовали их крепость. И трижды шайки быстро обращались в бегство под струями кипящей смолы и градом стрел.
Мелисанда одна командовала гарнизоном с помощью Брайса, так как именно его выбрали ее опекуном время отсутствия Конара: Брайс был из всех деверей наиболее дружен с Мелисандой и предан ее мужу. Предварительно они с Конаром до мельчайших деталей продумали план защиты крепости, и Мелисанда добросовестно постаралась вникнуть во все тонкости военной науки, преподанные ей мужем, не забыв ни одного из его наставлений. Правда, Конара не было в крепости лишь во время третьего штурма, когда он находился в походе под предводительством графа Одо, будучи его правой рукой и верным помощником в деле защиты побережья.
Короля Луи не было в Париже, когда столица подверглась осаде. Викинги, предварительно разорив Руан, неумолимо приближались к столице Франции. И здесь граф Одо, Бишоп Жослин, Конар и еще около двух сотен, не поддавшихся панике дворян, противостояли армаде захватчиков, приплывших на семистах ладьях. Город был сожжен, оранжевое пламя пожара поднималось до самых небес, но его защитники устояли. Тогда викинги обошли его стороной и проникли еще дальше в глубь страны, столица которой продержалась в осаде около года, и всякий раз, когда варвары вновь пытались подступиться к осажденной твердыне, граф Одо успешно отбивал их атаки. Казалось, этой войне не будет конца, и Конар однажды решил пробраться домой, презрев все возможные опасности на своем пути. Впоследствии он проделывал это не раз, и всегда оказывалось, что именно в этот момент он был нужнее всего в крепости. Что же касалось Мелисанды, то при его появлении она просто расцветала от счастья. Пылкость их чувств с годами не притупилась. Стоило Мелисанде увидеть, как ее супруг погоняет коня, торопясь вернуться домой, как по ее жилам разливался священный огонь Одина, и она замирала в предвкушении любви в нежных объятиях Конара.
И. конечно, Конар не оставил ее одну поздней осенью 885-го года, когда у них родился сын, и именно Конар настоял на том, чтобы мальчика назвали Мэноном, в честь ее отца, Мэнона Роберта, но все же вышло так, что ребенка стали звать Робби.
Мальчик превзошел все ожидания Мелисанды; он был именно таким, каким хотел бы видеть своего сына Конар.
У него были небесно-голубые глаза и густые, золотистые волосы. Он был крупным ребенком, подвижным и крепким с самого рождения, и сила, с которой он сжимал их пальцы в своих пухлых кулачках, неизменно вызывала всплеск родительской гордости. Конар ни минуту не покидал крепости во время родов Мелисанды — он сидел, попивая эль, в зале в компании Олафа, Эрин, Дариа и Мергвина, специально явившихся в замок по случаю появления на свет их первенца. И их семейный очаг стал островком счастья посреди залитой кровью разоренной страны. Конар пожелал непременно находиться подле роженицы в самые тяжелые часы, несмотря на то, что она обзывала его самыми ужасными прозвищами, какие только шли ей тогда на ум. (Эрин уверяла Мелисанду, что во время схваток она в своем праве и может говорить и кричать все, что ей угодно — и сразу и за все будет прощена.)
И она старательно осыпала его всевозможными ругательствами, а он лишь кивал, соглашаясь с каждым них по отдельности и со всеми сразу, и позволял больно царапать свою руку, обнимал ее, когда она кричала во время схваток. Обнимал, хотя она требовала, чтобы он убирался и оставил ее в покое.
Он лишь улыбался и напоминал ей, что никогда, никогда не оставит ее.
И вот на свет появился их сын.
И Мелисанде показалось, что она готова простить несправедливости, которым подвергла ее судьба, что солнце стало светить ярче и мир стал прекраснее и богаче красками с того дня, когда в ее жизнь вошел Робби. Над ним хлопотала вся семья, даже бедная Мари де Тресси обливалась слезами при мысли, что она лишена радости материнства.
Конар обожал малыша, и самые чудесные часы они проводили все вместе, лежа в их просторной кровати, восхищаясь его пухлыми ручками и сильными ножками и предрекая ему чудесное будущее.
Иногда Мелисанде даже бывало стыдно за то, что она так счастлива в то время, как ее родная страна переживает тяжелейший период своей истории. Их крепость словно оказалась отрезана от внешнего мира, и в зале замка Рагвальд и Мергвин часами могли спорить о движении небесных светил, о химии и медицине, о предсказании будущего. Все обитатели замка обожали Робби, и дом был полон тепла и любви. Даже в самых счастливых воспоминаниях детства Мелисанда не могла бы найти столь чудесного времени.
О, как бы она хотела, чтобы ее отец взглянул на счастье, вошедшее в его дом.
Однако Франция по-прежнему полыхала в пламени войны, и Конару то и дело приходилось покидать свой замок. В конце 886-го года Луи Жирный воспылал желанием вернуться в Париж. Хотя Одо убеждал короля держаться достойно, тот попросту откупился от викингов, разбойники пообещали ему не нападать на столицу, обошли ее стороной и двинулись дальше в глубь страны.
Конар давно уже из заморского принца превратился в одного из самых популярных французских рыцарей, известного в округе под прозвищем Повелителя Волков. Одо пожаловал его новыми земельными угодьями, и хотя даны считали их своими, им все же пришлось потесниться, так как они слишком хорошо знали, какие грозные стены окружают крепость Повелителя Волков.
Время летело незаметно. И вот уже Олаф с гордостью повез на прогулку своего внука, которому недавно исполнилось два года. Мелисанда знала, что они развлекаются где-то поблизости. Ведь даже теперь, когда не стало Жоффрея, она не рисковала отправляться на прогулки без провожатого. Конара, занятого на бесконечных военных советах с Одо и другими дворянами, уже много дней не было в замке, и она неустанно и горячо молилась о его возвращении. Ее тесть, зная, как Мелисанда любит это место возле ручья, предложил ей проехаться сюда вместе с Робби, а то скоро выпадет снег, и прогулки придется прекратить вовсе. Они захватили с собой хлеб, сыр, бурдюки с вином и с молоком и устроили замечательный пикник под сенью пожелтевших деревьев.