Только она подумала, что её кишки сгорят в этом диком пламени, как жар сменился приятным теплом. Её захлестнула сладостная эйфория, а вот пол перед глазами подозрительно накренился. Мартиса медленно выпрямилась и оказалась лицом к лицу с Каелем. Его большая затупленная морда с густыми бровями казалась огромной. Он уставился на неё напряжённым, хищным взглядом, которым ищейки магов смотрят на одарённых. Попав под одурелую власть огня Пелеты, Мартиса забыла об осторожности и нежно дунула в нос собаки. Каель попятился, фыркая и качая головой от недовольства. Мартиса захихикала. Она его прекрасно понимала. От терпких паров огня, будь он в чашке или в дыхании человека, сворачивалось молоко.
Каель заскулил, пятясь ещё сильнее, когда Мартиса протянула к нему руку.
— Ну давай, мой большой мальчик, — пропела она. — Я не причиню тебе вреда.
Она улыбнулась под смех Гарна. Медленно встала и икнула. Комната вращалась по наклонной оси. Мартиса схватилась за край стола, чтобы не упасть.
— Господин отослал меня обратно к тебе, Гарн. Дай мне ножницы и сумку, — невнятно пробормотала она. Слова едва скатывались с опухшего и толстого языка. Огонь разливался по её телу, бурля в крови. Гарн заставил её сесть и принёс кусок хлеба. Мартиса удивлённо моргнула, потому что на мгновение ей показалось, что великан обзавёлся братом-близнецом. Её рука тупо двигалась перед ними, прежде чем Гарн толкнул ей хлеб прямо в ладонь, где он снова стал единым, целым куском. Она ела медленно, всё ещё сытая после завтрака, но пьянее торговца вином в конце рыночного дня.
Дверь из большого зала на кухню открылась, впуская хмурого Шилхару. Он резко остановился, стоило ему понять состояние своей ученицы. Мартиса попыталась встать, но огромная ладонь Гарна удержала её на месте.
Маг заплёл волосы в косу и повязал платок на голове. Он был облачён в рабочую одежду более ветхую, чем всё, что у неё было, а ведь Мартиса рабыня. Она улыбнулась ему в пьяном восхищении, несмотря на более ранние кровожадные мысли. Даже в поношенном, он представлял собой притягательного мужчину, стоя на залитой солнцем кухне Гарна. Слишком аскетично, чтобы быть привлекательным, но что-то в его лице и уверенной манере держать себя поражало в самое сердце, словно он управлял королевством, а не жалким подобием поместья.
Улыбка Мартисы погасла. Он только что натравил демона на неё и стоял, изогнув губы от веселья, в то время как она читала пустые заклинания в тщетных попытках остановить невнятно бормочущую мерзость. О да, она не только зажжёт первый факел, но и прикатит тележку с запасными, чтобы поделиться с зеваками.
Его лицо вытянулось от раздражения.
— Ты что здесь устроила? Работы больше нет? Мы вам тут не рабы, Мартиса, несмотря на щедрый вклад епископа в ваше содержание.
Ах, как же ей хотелось отплатить ему едкой остротой, от которой у него отсохнет язык, и он заткнётся, щедро одарив презрением всех в пределах слышимости, но она была слишком пьяна, чтобы сформулировать хоть какую-то мысль, а уж тем более словесно пикироваться с Шилхарой. На помощь пришёл Гарн, столь взволнованно замахав руками, что Мартиса не успевала за ним уследить.
Глаза Шилхары округлились от немого монолога Гарна.
— Вылакала в один присест? — Гнев смешался с презрением в его голосе. — О чём ты только думала, идиотка? — увещевал он. — В этой чашке хватило бы на целую лошадь.
Он был также резок и со своим слугой:
— А ты чем думал, налив ей столько?
Мартиса пожала плечами. Огонь Пелеты также расплетал лжецам языки.
— Я была слишком напугана, чтобы думать, — пробормотала она. — Гарн просто пытался помочь мне успокоиться.
Вина промелькнула в глазах Шилхары, но так быстро, что Мартисе она показалась галлюцинацией, вызванной действием огня на одурманенные чувства. Он нахмурился на Гарна, который нахмурился в ответ и широко развёл руками.
— Оставь, Гарн, — огрызнулся он. — Я не в настроении.
Мартиса уставилась на двух мужчин в замешательстве. Молчаливый разговор между ними был пропитан напряжённостью. Она дивилась уверенной, почти бранящей манере поведения слуги и терпению её переменчивого господина к такому обращению с ним. За подобную дерзость Камбрия оголил и высек бы её во дворе.
Шилхара удалился тем же путём, что и пришёл, на ходу бросая приказы через плечо:
— Заставь её доесть хлеб. Это убережёт её от рвоты. Я сейчас вернусь. — Он задержался и посмотрел на неё с отвращением. — От тебя больше неприятностей, чем ты того стоишь.
Подобное заявление он подчеркнул столь сильным хлопком двери, что в раковине Гарна громыхнули тарелки и чашки.
Сосредоточив все силы на том, чтобы не расстаться с содержимым желудка, Мартиса тихонько жевала хлеб на скамейке. Высокая фигура Гарна плыла перед глазами, пока он занимался своими делами. До сих пор как шпионка она терпела неудачу за неудачей. Её попытка обжиться в доме Шилхары как можно незаметнее обернулась катастрофой. Прошло чуть более двух недель, а она всего лишь помогала Гарну по хозяйству и подвергалась ежедневным пыткам Шилхары. Она ни на шаг не приблизилась к тому, чтобы раскрыть компрометирующие сведения о маге. Ворон-посланец Камбрии будет изнывать на деревьях, ожидая её сигнала, пока у него не побелеют перья.
Мартиса откусила ещё кусочек хлеба и побледнела, почувствовав, как внутри у неё всё сжимается. Камбрия может пребывать в ярости, но это не его пугали демонами, поджигали огнём или подбрасывали к крыше поместья без малейших шансов на спасение, кроме сомнительного милосердия колдуна.
Дверь, ведущая в большой зал, снова раскрылась. Вернулся Шилхара.
Он сунул ей под нос кубок.
— Пей, — приказал он.
Серебряная чаша с искусно выгравированными узорами курманов холодила ладонь. Мартиса поднесла кубок ко рту и заколебалась. Поверх края чаши она встретила взгляд Шилхары, гадая, действительно ли он сейчас протянул ей укрепляющее средство. Его чёрные глаза светились раздражением и даже угрозой.
«Злобный негодяй!»
Мартиса почти сожалела о том, что всё больше узнавала о его нраве. После пыток в главном зале она поняла, что он не станет её травить. Иначе ему не с чего будет смеяться. Она прищурилась, не сводя с него глаз, — опьяняющее действие огня придало храбрости, — и осушила содержимое кубка.
Холод в горле и горечь на языке, лекарство погасило раскалённые угли в желудке и даже сумело одним глотком подавить тошноту и очистить разум. Мартиса уставилась на чашу, а затем на Шилхару, поражённая тем, как быстро подействовало на неё зелье.
— Что в нём было?
Его взгляд насмехался над ней.
— Всевозможное зло, ученица. Ты действительно хочешь это знать?
— Нет.
Он выхватил у неё чашу.
— Ты достаточно оправилась, чтобы работать. — Он обратился к Гарну: — Когда она закончит с делами, приведи её в рощу.
Шилхара покинул их, не оглянувшись.
Двор выглядел не лучше, чем остальная часть поместья. Окружавшая его стена обвалилась в одном углу; другие части были отремонтированы смесью битого кирпича и кусков дерева. Как и весь регион, Нейт страдал от летней засухи, и голые участки земли, когда-то взбитые копытами скота в жидкое месиво, теперь расползлись по двору потрескавшимися, рябыми узорами высохшей грязи. На ветру стучала бельевая верёвка, частично скрывая от взора огромную тягловую лошадь, которая кормилась сеном со стоящего рядом стога, и чёрную козу, с энтузиазмом жевавшую край сохнущей рубашки. Свиноматка и три её поросёнка, изгнанные из своего хлева ещё более грязным Каелем, разлеглись по периметру двора под кудахтанье свиты кур.
Несмотря на полуразвалившийся вид, Мартиса улыбнулась. Как и в случае с Гарном, это было что-то нормальное в столь странном, забытом месте.
Остаток утра она выполняла поручения. Подоила козу, покормила кур и собрала яйца, принесла вёдра с водой из колодца для стирки и помогла Гарну развесить чистое бельё на верёвке. Только когда великан сделал знак остановиться и показал, что она должна следовать за ним в рощу, она вспомнила о своей миссии, и у неё пересохло во рту.