Они вернулись в дом и прошли по лабиринту тёмных коридоров, пока не достигли дальней части особняка и резной двери, состарившейся до чёрного налёта. Мартиса прищурилась от яркого солнечного света, когда Гарн открыл дверь и мягко вытолкнул её наружу. С этой выгодной позиции она могла обернуться и разглядеть задний фасад особняка. Окна выходили на юг, и она нашла свою комнату в дальнем конце здания. В покоях под ней оставалось открытым только одно окно. Занавески, флаги из выцветшей лазури и ржавчины, развевались на ветру, хлопая, точно юбки курманских танцовщиц.
Она снова повернулась к роще. Апельсиновые деревья покрывали поле аккуратным узором, их ветви гнулись от спелых фруктов. Тёмно-зелёные листья скрывали птиц, гнездящихся в ветвях, и лишь случайные отблески солнца падали на чёрные клювы. Где-то в этом шелесте крыльев ждал от неё знака ворон Камбрии.
Она впервые вошла в рощу. До сих пор её вылазки ограничивались внутренними помещениями и двором. Она лицезрела рощу из окна каждое утро и вечер, любуясь стройными рядами деревьев и вдыхая аромат апельсинов, витающий в благоухающем воздухе.
Гарн повёл её в рощу, уверенно шагая по лабиринту плодового сада. Мартиса старалась не отставать. Каждая тенистая тропинка ничем не отличалась от другой. Даже поместье больше не служило ориентиром.
Они завернули за угол и остановились перед ящиками с апельсинами и высокой лестницей, прислонённой к податливым ветвям. Верхушка лестницы исчезала в листве, но Мартиса заметила пару сапог, балансирующих на одной из перекладин. Гарн тихо свистнул, сапоги зашевелились. С лестницы спустился Шилхара и посмотрел на них. Мартиса судорожно сглотнула, мысленно упрекая себя за подобную реакцию на его появление.
От работы в утреннюю жару он был весь покрыт бисеринками пота, и смуглая кожа блестела на солнце.
Рубашка прилипла к спине и груди, давая ясно различить поджарые, жилистые мышцы и плечи, играющие силой, рождённой тяжёлым трудом. Розовый румянец украсил выступающие скулы, капелька пота скатилась по шее, скользнув по белому шраму, прежде чем исчезнуть под открытым вырезом.
Он провёл рукавом по лбу и поправил мешок на плече, наполовину наполненный апельсинами. Лестница скрипнула под его весом, когда он спустился на последнюю ступеньку. Мартиса потупила взгляд, надеясь, что на её лице не отразилось восхищение.
«Что со мной, раз я желаю мужчину, который чуть не убил меня всего несколько часов назад?»
— Она тебе помогла или только мешала?
Мартиса вскинула голову.
«Мешала?»
Ногти впились в ладони. Её много в чём можно справедливо упрекнуть: невзрачности, застенчивости, иногда — трусости, но никогда в лени или некомпетентности. Она сжала руки в кулаки, сдержавшись, чтобы не наброситься на него. Она рабыня с похищенной душой, овладевшая искусством покорности в раннем возрасте, но что-то в Повелителе воронов заставляло её забыть о годах дрессуры и низком положении в обществе. Он был не более высокомерным или властным, чем любой другой землевладелец, но каждое его слово пробуждало в ней гнев.
Гарн взмахнул руками, лысая голова закивала в такт энергичным жестам. Мартиса почувствовала себя оправданной. По крайней мере, хоть кто-то остался доволен её работой.
Маг хмыкнул и пошёл рыться в пустом ящике. Принял ли он молчаливую оценку Гарном или нет, комплимента не последовало.
Когда он вернулся, она напряглась.
— Высоты не боишься?
— Нет, — тихо ответила она, стараясь придать своему лицу безмятежное выражение. — Абсолютно.
— Хорошо. Поможешь мне в роще, пока Гарн готовит обед. Надень сумку. — Он подождал, пока она поправит лямку на плече. — Если я правильно помню, епископ выращивает оливки.
«Когда это Шилхаре доводилось бывать у Камбрии в Ашере?»
Она никогда не видела его там, а ведь служила поместью и его хозяину с семи лет. Но он прав. Оливковые рощи Ашера во много раз больше маленького сада Шилхары.
— Он по-прежнему гонит послушников Конклава на жатву, чтобы не оплачивать их труд? — Его губы изогнулись в лёгкой усмешке, которая сменилась неохотной улыбкой. — Он скряга, но хитёр. Если я буду использовать ту же технику, Гарн сможет кормить меня виноградом весь день.
Мартиса сильнее сжала зубы, на этот раз чтобы подавить смех. В чём бы ни заключались его проступки, Повелитель воронов был прекрасно осведомлён о скупости верховного епископа. Каждый сезон сбора урожая Камбрия приводил послушников в свои рощи. Он пользовался предлогом, что они могут практиковаться в заклинаниях движения, чтобы стряхнуть с деревьев плоды и собрать их в расстеленную для этих целей ткань.
— Этот обычай сохранился.
Шилхара фыркнул.
— Я так и думал. — Его лицо потемнело. — Мне не нравится эта практика. У магии своё место в мире, но это не средство к беззаботной жизни. И признаёт это Камбрия или нет, но заклинания повреждают деревья. Здесь я этого не потерплю. Мы собираем урожай тяжёлым способом — как это делают неодарённые — с лестницами, сумками и больными спинами. — Он окинул её взглядом. — Ты хило выглядишь, ученица. Сомневаюсь, что от тебя будет толк.
Она напряглась, возмущённая его предположением.
— Я сильнее, чем кажусь, господин, и прекрасно выполняю распоряжения.
Он не выглядел убеждённым.
— Посмотрим. — Он хлопнул Гарна по плечу и пошёл за другой лестницей, лежащей на земле рядом с ящиками. — Я беру её, Гарн. Дай знать, когда обед будет готов.
Гарн похлопал Мартису по руке и зашагал к дому. Она застыла под грозным взглядом Шилхары.
— Ты завоевала доверие моего слуги. Не злоупотребляй им.
Страх холодом пробежало по её венам. Предупреждение было едва ли завуалированной угрозой, зловещим обещанием смертельного возмездия, если она воспользуется Гарном. Испытывал ли Шилхара какую-либо привязанность к своему слуге или требовал его верности любой ценой, Мартиса понимала, что её общение с Гарном играло ключевую роль для выживания в Нейте.
— Я не злодейка. Гарн мне тоже нравится.
Его холодный взгляд не потеплел.
— Не забывай об этом и о чувстве самосохранения, которое может в тебе и теплится.
Она сглотнула и поспешила за ним, когда он взял вторую лестницу и понёс её к дереву дальше по ряду. Он прислонил лестницу к поникшим ветвям, и стая ворон взлетела в небо, злобно каркая от того, что их выгнали из затенённого убежища.
— В сумке найдёшь пару перчаток. — Он поднял руки, показывая потёртые перчатки с редеющими заплатками и пятнами на ладонях. — Апельсиновые деревья увиты шипами длиной с твои пальцы, и они ужасно острые.
Она полезла в сумку и нашла такую же поношенную пару. Они оказались слишком велики, но не настолько, чтобы не дать двигаться пальцам. Шилхара подошёл и встал перед ней, и Мартиса почти забыла, как дышать. Находясь так близко от него, она испытывала множество ощущений: запах цитрусовых и цветов апельсина, смешанный с мускусным жаром пота, спокойный ритм его дыхания, когда он помог поправить перчатки, и, прежде всего, покалывающий поток его дара, льющийся из него, как вода из быстротечного ручья.
Шилхара затянул кожаные ремешки, удерживающие перчатки на запястьях. Его движения замедлились, когда Мартиса провела кончиком языка по пересохшим губам. Она покраснела от его прикованного взгляда, который стал расчётливым.
— Я заставляю тебя нервничать. — Хриплый голос был тихим, почти ласковым.
У неё не было причин лгать, кроме гордости, а это плохая причина.
— Да, господин. — Она опустила глаза и увидела его шрам. — Говорят, вы опасный и могущественный маг.
Над её головой раздался тихий взрыв смеха.
— А ещё говорят, что я воскрешаю мёртвых, разговариваю с духами и ем младенцев на завтрак.