Мартиса слегка повернула голову. Её косой взгляд не скрывал любопытства.
— Сколько вам было лет?
— Шесть или семь. Ничего особо не изменилось, когда я подрос, а моя мать работала в доках. — Он продолжил массировать спину, поднимаясь к тугому бугру на плече. Он улыбнулся, когда Мартиса медленно расслабилась под его руками. — А ещё послушницы в оплоте Конклава. — Он вжал ладонь в тугую мышечную ленту, и Мартиса взвизгнула. — Вот будь у тебя три сиськи, мне было бы любопытно взглянуть.
Её смех заполнил маленькую комнату, прежде чем оборвался кашлем. И этот звук больше чем шелковистое скольжение её кожи под ладонями околдовал Шилхару. Он никогда раньше не слышал её смеха. Лиричный, как и голос, смех превратил её из павы в лебедя. Стоя у неё за спиной, он видел только туго стянутые волосы и гибкую спину. Он мог заглянуть ей через плечо и разглядеть ложбинку между грудей, прижатую к скрещённым рукам, но не лицо. Желание повернуть её и снова увидеть, как она смеётся, было почти непреодолимым.
Его ловкие руки скользнули к талии, пальцы прижались к бокам, большие остановились в ямочках, которые дразнили его с момента, как она обнажила спину. Волна жара охватила Шилхару. Гладкая кожа, пахнущая цветами и теплом. Мартиса стояла достаточно близко, чтобы стук её сердца отозвался в его груди, когда он прислонился к её спине. Она не двигалась, точно добыча, пойманная в силки. Дышала короткими вдохами, шею и плечи покрывал розовый румянец.
Шилхара попятился, выходя из оцепенения от осознания её страха. Он вытер руки о подол рубашки и закрыл банку с мазью.
— Мы закончили. Одевайся.
Он поздравил себя холодностью в голосе.
Мартиса дёрнула тунику и верх платья одним рывком, завязывая шнуровку и не глядя на него.
Шилхара подвинул к ней банку.
— Вот. Я подозреваю, что твои ноги чувствуют то же, что и спина, но ты можешь позаботиться о них сама, чтобы мы не забыли, кто здесь господин, а кто нет.
Шилхара вложил в свои слова изрядное количество презрения, разозлённый краткой потерей контроля. Мартиса повернулась к нему, лицо её ничего не выражало, глаза блестели в полумраке кладовой.
Она сжала банку.
— Спасибо, господин.
Он направился к двери.
— Отнеси в свою комнату, а потом встретимся в библиотеке. Гарн покажет, где это, если ещё не знаешь. Пришло время использовать тебя для цели, которая удерживает тебя под моей крышей.
Шилхара вышел из кладовой и направился к дому, сетуя всю дорогу на ленивых собак, наглых слуг и назойливых богов.
Всё зло от женщин.
Глава 8
Мартиса потянулась между ветвей, усеянных шипами, и срезала гроздь апельсинов. Они упали ей на ладонь, достаточно тяжёлые, чтоб рука прижалась к ближайшему шипу, и он, пронзив перчатку, вонзился в костяшки пальцев.
— Ой!
Она одёрнула руку от зловещего шипа, торчащего из ветки. Шип обломился, оставив острую боль в пальцах. Мартиса бросила апельсины в сумку и сняла перчатку, чтобы осмотреть рану. Красный булавочный укол, а ощущение, будто в неё вонзил клыки Каель. Она уставилась на дерево. Сбор урожая апельсинов — грязная, болезненная работа, иное дело уборка оливок. Её кололи, жалили и кусали различные насекомые, ползающие или летающие вокруг и в самих деревьях. Вороны стали одной напастью. Не проходило и дня, чтобы она не вытирала их экскременты со шляпы.
Хвала милостивому Берсену за библиотеку. Мартиса с нетерпением ждала обеда и последующих часов. Провести остаток дня и вечер среди пахнущих плесенью томов и переводов с мёртвых языков предпочтительнее, даже если в борьбе за рукопись приходилось вступить в схватку со случайным пауком.
На поля шляпы плюхнулось мокрое пятно. Прямо над ней сидел ворон и смотрел своими чёрными глазами-бусинками. Мартиса отогнала птицу свободной рукой. Ворон взмахнул крыльями и отпрыгнул в сторону, но отказался уступать насиженное место.
— Повелитель воронов, — пробормотала она. — Скорее, господин муравьёв, или владыка ос, или хозяин птичьего помета.
Она натянула перчатку на больную руку и посмотрела на ворона. Шилхара мог не одобрять использование магии для сбора урожая оливок, но учитывая, что Мартиса сейчас балансировала на краю шаткой лестницы, зажатая между усыпанными длиннющими шипами ветвями, идея воспользоваться колдовством казалась весьма заманчивой.
Она уставилась на ворона. Время в Нейте пролетело незаметно. Прошло больше месяца, а она ни на шаг не приблизилась к поиску доказательств предполагаемых преступлений Шилхары. Камбрия с нетерпением ждал вестей. Мартисе было нечего рассказывать, только что все эти дни над поместьем висела звезда Скверны, а маг старательно игнорировал её присутствие. Епископу, возможно, интересно узнать, что теперь его слуге предоставлен доступ в библиотеку, но это пока мало что давало, кроме того, что ей поставлена задача найти ритуал убийства, который мог бы уничтожить бога. Всё лучше, чем ничего.
С сотнями, если не тысячами ворон, обитающих в роще, невозможно сказать, поблизости ли где-то вестник Камбрии в ожидании условного сигнала. Если бы только епископ выбрал другой способ позвать Михея. Хотя Мартиса одарена голосом, который гипнотизировал толпу, она не могла взять ни одной ноты. Ашеровские служанки умоляли её не раскрывать рта вместе с ними, когда они валяли шерсть, давили оливки или выполняли бесконечные поручения в огромном поместье. Да и охотничьи псы всегда поднимали вой, стоило ей затянуть песню.
Она пожала плечами. Это Камбрия придумал спеть птице, чтобы призвать её, а она — послушная рабыня. Мартиса спустилась на две ступеньки и заглянула под ветки. Роща была тиха и пуста. Шилхара собирал апельсины в другом углу сада, а Гарн готовил обед. Она одна, если не считать ворона, любезно оставившего ей подарочек на шляпе. Мартиса понадеялась, что птица пробудет на этой ветке достаточно долго, чтобы услышать первые звуки её колыбельной. Достойная месть.
Она снова взобралась на дерево, на этот раз радуясь укрытию. Опёршись на лестницу, прочистила горло и спела первый припев колыбельной Нантери. Как и предсказывала, ворон быстро покинул свой насест и улетел. Ни одна птица не вернулась занять освободившееся местечко. Мартиса допела колыбельную, морщась от фальшивых нот, срывающихся с губ, и стала ждать. Михей всё не прилетал. Она попробовала снова, чуть громче. Ворон-посланник так и не объявился. В третьей попытке Мартиса почти выкрикивая слова. Где-то вдалеке завыл Каель.
На середине второго припева, почти охрипнув от усилий, Мартиса не расслышала, как к ней подкрались, пока ветви вокруг неё не задрожали. Она вскрикнула от удивления, когда лестница ударилась о поддерживающую её ветку. Листья зашелестели и раздвинулись, обнажая острые пыльные черты Шилхары. Его глаза расширились от изумления и ужаса. Он взобрался на дерево и балансировал на толстой ветке прямо под ней. Благодаря росту он смотрел ей прямо в глаза, не задирая голову, и Мартиса покраснела от ужаса, написанного на его лице.
— Что это, во имя святого Берсена?! — прорычал он.
Если от смущения можно умереть, Мартиса не сомневалась, что не выживет в следующие несколько минут.
— Я пела.
Его брови поползли наверх, теряясь где-то у линии волос.
— Пела. Так это теперь называется? Казалось, кто-то мучает кошку.
— Я думала, что смогу работать быстрее, если буду петь.
Она вытерла пот со лба перчаткой и пожалела о случившемся. След от цитрусового сока, который она оставила на коже, обжёг дикой болью. Каель продолжал завывать. В доме резко хлопнула дверь.
— Это Гарн идёт выручать нас из лап демона, который, по его мнению, явился по наши души.
Поддерживающая Шилхару ветка резко скрипнула, когда он слегка передвинулся и наклонился к самому носу своей ученицы.