— Я мог бы бросить ремарку по поводу искусственной селекции лошадей и хозяев, но это старческое нытье и не ответ на твой вопрос. — Он наклонился вперёд и похлопал Комарика по шее. — Он привык. Первый раз я привёл его сюда, когда ему был всего год, и мне пришлось использовать успокаивающее заклинание, чтобы въехать на территорию Нейта. Проклятая магия — сильный сдерживающий фактор.
Он не преувеличивал. Даже сейчас, в сопровождении мага, который наложил подобную магию на лес, Мартиса не могла избавиться от тревоги. В воздухе повис аромат тёмной магии, порождающей демонов и затрагивающей узы силы.
Шилхара усмехнулся от её облегчённого выдоха, когда они выехали из тени аллеи на открытую равнину. Купаясь в бледном утреннем свете, среди редеющего тумана возник океан травы. Равнина раскинулась перед ними, уступая пологим холмам и плато, усеянным оливковыми и апельсиновыми рощами. Шилхара остановил Комарика и сделал глубокий вдох. Его талия поднялась под её руками, тёплая на ощупь.
— Когда Конклав изгнал меня в Нейт, я думал, что буду скучать по морю. Но оно есть и здесь, просто здесь волны из травы.
— Море — единственное, чего мне не хватало, когда я покидала оплот Конклава, — призналась Мартиса. Ритм прилива служил утешением в бесконечные годы тренировок.
Он взглянул на неё через плечо.
— Близость к морю была единственным спасительным преимуществом оплота.
Он пустил Комарика рысью, направляя его на восток, к восходящему солнцу и обители пожирателя душ. Больше они не говорили. Страдавшую от нехватки сна Мартису укачало в седле. Убаюканная покачивающейся походкой Комарика, она вскоре задремала, прижавшись щекой к спине Шилхары. Солнце согревало её плечи, а другой жар разливал тепло по груди. Она прижалась к нему, вдыхая пряный аромат табака матал и наслаждаясь почти забытым ощущением мужского тела.
Ей показалось, что она закрыла глаза всего на мгновение, когда резкое движение плечами и окрик: «Мартиса!» — заставили её проснуться. Она прищурилась затуманенным взором на простор белой рубашки и сдула длинную прядь чёрных волос Шилхары, прилипшую к её нижней губе. Над ней ярко и жарко светило солнце. От утренней прохлады не осталось и следа. Она потёрла горячую щеку, влажную от того места, где она прижалась лицом к его спине.
— Как долго я спала? — Её голос был почти таким же хриплым, как и его.
— Три часа. Может быть, чуть больше. — Он открыл один из тюков, привязанных к спине Комарика, и протянул ей бурдюк с водой. — Вот. Пей вволю. Тут недалеко есть ручей. Мы остановимся, напоим Комарика и наполним бурдюки.
Вода была прохладной и безвкусной, но на пересохшем языке казалась сладостней вина. Шилхара отмахнулся от бурдюка, когда она протянула ему.
— Спасибо, что дали мне поспать. Я устала сильнее, чем ожидала.
— Естественно, если перешивать гардероб в последнюю минуту.
Она рассмеялась и посмотрела на свои импровизированные бриджи. Его юмор никогда не переставал её удивлять. Хорошо, что она пожертвовала ночью сна. Попытки оседлать Комарика в юбке ни к чему бы ни привели.
— Твоё пение можно использовать как отдельную разновидность пытки, но у тебя прекрасный смех. — Его голос смягчился до шелковистого рокота. — Тебе надо почаще смеяться.
Мартиса покраснела от неожиданного комплимента.
— Спасибо. Вы иногда заставляете меня смеяться. — Она поспешила поправить себя, чтобы он не понял её замечания превратно: — Не над вами, конечно.
— Нет, конечно, нет. — В его голосе звучало веселье.
Она замолчала, довольная тем, что покачивается в такт лёгкой походке Комарика и осматривает окрестности. Спина Шилхары закрывала большую часть обзора спереди, но Мартиса всё равно восхищалась окружающими их равнинами и слушала шёпот травы, когда лошадь пробиралась через море голубых стеблей и семян. Вскоре равнина сменилась более холмистым ландшафтом, трава поредела, а оливковые деревья встали рядами на низких холмах. Стада овец и коз заполнили склоны, их отдалённое блеяние доносил горячий ветер, плывущий по земле.
Шилхара указала на место, затенённое рощей.
— Там протекает ручей. Если засуха не иссушила его, мы устроим привал.
Удача не покинула их. Ручей, бурлящий поток ледяной воды, вытекавший из растаявших снегов Драморинских гор, петлял по извилистой тропинке мимо сливовых деревьев, прежде чем повернуть на юг. Комарик ускорил рысь без всяких уговоров, страстно желая напиться и попастись на сочной траве, растущей у кромки воды.
— Тпру! — крикнул Шилхара. Конь остановился, нетерпеливо перебирая копытами, ожидая, когда хозяева спешатся и освободят его от припасов. Шилхара накинул поводья на шею животного и шлёпнул его по крупу.
— Давай, парень! — сказал он. — Наслаждайся, пока можешь. Мы не задержимся здесь надолго.
Мартиса нашла удобное местечко в густой тени молодой сливы и принялась опустошать мешки. Сосредоточившись на том, чтобы развернуть и разложить еду, которую Гарн упаковал им в дорогу, она не замечала действий Шилхары, пока до её ушей не донёсся всплеск, сопровождаемый цветистой цепочкой ругательств. При виде этого зрелища у неё перехватило дыхание.
Шилхара последовал за Комариком к ручью. Присев на корточки у берега, снял рубашку и облил водой плечи и руки. Ручейки прочертили блестящие дорожки на коже, потемневшей до гладкого орехово-коричневого оттенка за дни, проведённые под южным солнцем. Волосы прилипли к широкой спине и изогнулись вдоль рёбер. Несколько влажных прядей упали вперёд и обвились вокруг предплечий. Он был худощавым мужчиной с тонкой талией и длинными мускулистыми руками, но в высоком жилистом теле сокрыта дюжая сила. Она видела, как он с лёгкостью перетаскивал тяжёлые ящики в телегу Гарна. Он произносил заклинания, которые могли бы поставить на колени менее могущественного мага, и за один день мог собрать апельсинов намного больше, чем она и его слуга вместе взятые.
Она сглотнула, во рту пересохло, словно от пыли, когда он набрал в ладони воды и вылил себе на голову. Дрожь сотрясла его тело, но он повторил этот жест ещё дважды, прежде чем вытереть лицо сброшенной рубашкой. Шилхара был прекрасен — этюд гибкой грации и едва сдерживаемой силы.
Когда он поднялся, она сделала вид, что роется в пустых мешках.
— Что упаковал нам Гарн? И самое главное, есть ли вино?
Повернувшись к нему, она приняла безмятежный облик. Мартиса понадеялась, что её учитель не заметит, какое впечатление произвёл на неё, окутанный блеском воды и солнца. Её усилия были почти напрасны. Он уселся рядом с ней, так и не надев рубашку, открыв взору Мартисы каждый мускул на плечах и груди. Пятна света плясали на его лице и руках, смягчая строгие черты лица. Его волосы свисали по спине, мокрые и гладкие, как тюленья шкура.
— Мартиса? Ты не сводишь с меня глаз.
Он посмотрел сначала на неё, а потом на смятый винный бурдюк в её руке. Омертвев от страха, что он заметил, какое гипнотическое произвёл на её впечатление, она протянула ему вино и стала лихорадочно соображать, что бы сказать.
«Шрам!»
Она залюбовалась Шилхарой, почти не обратив внимания на белый воротник сморщенной кожи, обвивавший шею. Но теперь, когда его пытливый взгляд пригвоздил её к месту, то нашла готовое оправдание, каким бы грубым оно ни казалось.
Она коснулась собственного горла.
— От чего он?
Шилхара глотнул вина, а потом положил руки на расставленные колени. Винный бурдюк повис между пальцами.
— Я впечатлён. Ты продержалась несколько недель, прежде чем тебя одолело любопытство.
«Не совсем».
Ей было любопытно, но лучше уж он сочтёт её снующейнос не в своё дело, чем она признает, что не могла оторвать глаз от того, как он купался в ручье. И учитель ничуть не облегчал задачу, сидя тут перед ней с голой грудью. Мартиса отодвинулась, чтобы разобрать завёрнутые в ткань припасы. Еда была простая. Хлеб, варёные яйца, оливки и неизменные апельсины. У Шилхары скривилась верхняя губа, когда цитрус подкатился к нему.