— Прекрати. — Она вытерла рукавом его нос, пытаясь остановить алый поток крови. Её усилия оставили пятно на его щеке и красное пятно на её рубашке. — Ты убиваешь себя.
Она читала о заклинании, которое он использовал. Его называли полусмертью, оно из чёрной магии и запрещено Конклавом. Чрезвычайно сложное, но очень удобное в таких трудных ситуациях, как эта, и оно, как известно, убивало магов, которые его использовали.
Его глаза глубоко запали на бледном лице.
— Лучше смерть, чем рабство.
Это замечание поразило её сильнее, чем если бы он сжал кулак и ударил её. Мартиса знала, что он имеет в виду лича, но его короткая декларация заключала в себе все мотивы, все причины и оправдания того, почему, прежде всего, она оказалась здесь с ним.
Шилхара сделал глубокий вдох, в котором булькнула кровь.
— Ещё раз. Я смогу повторить его ещё раз.
Мартиса сомневалась в этом, но даже ослабленный собственными заклинаниями, он намного сильнее её. Самое большее, чем она могла помочь, это устоять на ногах и поддержать его, когда он упадёт после третьего раза. А это неизбежно будет. Немногие маги когда-либо накладывали полусмерть несколько раз, и ни один из них не устоял на ногах после этого.
Третий раз заставил её закричать. С таким же успехом она могла упасть со второго этажа замка. Они переместились во внешний двор под сумеречное небо. Шилхара рухнул на неё. Пошатнувшись от удара заклинания, Мартиса не устояла под его весом, но сумела опустить их обоих на колени. Маг безжизненно выскользнул из её объятий, залитый кровью и более холодный, чем закоченевший труп.
Позабыв о собственной боли, Мартиса осторожно положила его на пыльную землю. Её пальцы трепетно пробежали по его запачканному рту и стали влажными, когда она прижала их к его груди и алым остаткам рубашки.
— Не смей пока умирать, ублюдок. — Её голос дрожал так же сильно, как и рука.
Внемлила ей лишь околдованная тишина.
Тени заколыхались и заскользили по двору, когда солнце опустилось за холмы, окружающие долину. Инстинкт боролся с состраданием. Внутренний голос кричал убираться отсюда. Бежать, немедленно. Комарик ждал её на склоне холма, и жертва Шилхары помогла ей выиграть время. Мартиса снова коснулась его лица, измождённого и безжизненного в странном лунном свете. Может, он и мёртв, но она не могла его оставить. Не здесь, в этой мрачной яме, где время и ветер превратят его тело в высохшую скорлупу, отвергнутую самой землёй, на которой оно лежало.
Мышцы, уже поражённые заклинанием полусмерти, протестующе горели, когда она поднялась и просунула руки ему под мышки, чтобы поднять. Она протащила его мимо увядших садов, настороженно поглядывая на разрушенное логово лича. Шилхара сказал, что существо преследовало их по пятам после того, как они в первый раз сбежали от него через астральные двери заклинания. Мартиса содрогнулась от воспоминания о его яростном вопле, когда пожиратель душ сообразил, что его жертва сбежала. Она молилась, чтобы он всё ещё скрывался в крепости, выискивая ускользнувшую добычу.
Её молитвы были напрасны. Намереваясь вытащить Шилхару со двора на относительно безопасный склон холма, она слишком поздно заметила призрачную дымку пожирателя. Существо ударило, перекинув Мартису через дорожку невидимыми руками. Она врезалась в мёртвое дерево с такой силой, что перед глазами заплясали чёрные точки. Грубая кора разорвала тунику и оцарапала спину зазубренной лаской.
Она покачала головой и попыталась встать, пошатываясь, когда двор накренился и закружился перед глазами. Окруживший её туман преобразился, приняв гротескные очертания человека и паука. Щупальца ледяного облака выползли из тени раздутого живота и обвились вокруг лодыжек и запястий Мартисы. Она дёрнулась, цепляясь за тонкие отростки, которые накрепко обвили руки.
Образы последних жертв, павших перед голодом лича, маячили в сознании. Мартиса понимала, почему на их истлевших лицах застыло такое мучительное выражение. Ей тоже хотелось кричать, снова и снова, пока это усилие не согреет её леденящую кровь и не напомнит, что она всё ещё жива, дышит и держит свою жизненную суть. Клочья тумана тянулись вдоль её рук — тонкие волоски на лапах паука, когда он приближался к своей пойманной добыче. Её крики застряли в закрытом рту, и она отвернула голову от змеящейся линии, вьющейся к её ноздрям. Все усилия были тщетны. Лич проник в неё, вливаясь в её тело и дух со злой целью.
Мартиса закричала, тонкий стон потонул в миазмах, пропитавших каждую пору её тела. Ощущение опустошения ослабило конечности. Если бы она не была связана в паутине лича, то рухнула бы оземь. Холод тёк по венам, заменяя тёплую кровь, пока лич питался ею. Сердцебиение затихало, заглушённое пронзительным визгом, который, казалось, исходил от сотен голосов. Серые, колеблющиеся тени трепетали перед её взором, колотя кулаками по невидимым стенам — воспоминания и останки людей, высосанные досуха, пребывающие в вечном отчаянии.
«Только не так, — подумала она. — Только не так».
Всё, чем она рисковала, придя сюда — шанс на свободу, жизнь без ошейника раба, даже, возможная смерть, но быстрая, — рассеялось как дым в лапах бессмертного паразита.
Туман сгущался, питаясь силой её духа и нарастающим отчаянием. Мартиса вспомнила Камбрию, его самодовольное лицо, когда он провёл перед её глазами камнем с душой, последней приманкой, заставлявшей её выполнить его приказ. Лич не получит её целиком. Верховный епископ Конклава обладал частицей её духа. Невидимая и сковывающая цепь, разорванная только её смертью или жертвой Повелителя воронов.
Сквозь непрозрачный, окутавший её саван она увидела распростёртого на выжженной земле Шилхару, истекшего кровью от собственного заклинания. Лич не тронул его, и необъяснимое горе перемешалось с безнадёжностью. Он мёртв, пал при попытке спасти их от алчной пасти чудовища, которое теперь пожирало Мартису. Гнев и желание остаться свободным спасли его.
Лучше смерть, чем рабство.
Эти слова эхом отозвались в её застывших мыслях, действуя как катализатор, чтобы освободиться от удушающей хватки лича. Она не хотела умирать, но этот ужас был намного хуже. Белый огонь сжёг леденящий холод, который втащил её в бездонную утробу лича. Она не умрёт. Только не так.
— ТОЛЬКО НЕ ТАК!
Вырвавшийся из забитого вонючим дымом горла протест принадлежал не ей. Более глубокий, объемлющий, он поднялся из какого-то тайника силы, неся с собой странную разумную силу, которая пробудилась от прикосновения маскирующего заклинания Шилхары. Мартиса снова закричала, на этот раз с триумфом, когда её дар вырвался из каждой поры. Он струился волнами янтарного света, окружая бледный туман. Она почувствовала потрясение лича, его удивление от столкновения с неизвестной мощью. Он перестал осушать её, выскользнув изо рта и носа ледяными клубами дыхания.
Мартиса съёжилась перед безумной силой, хлынувшей из её тела. Её ярость подпитывала неистовство, и она плыла по течению, инстинктивно чувствуя, что то, что она вызвала в последнем крике отчаяния, действовало по собственной воле. Она атаковала пожирателя душ, крепко схватив извилистый туман. Пленённые души порхали, как мотыльки в рассыпающейся темнице, а её дар снова и снова ударял по личу, разрывая его, как волчья стая злобно дерёт овцу. Клетка, наконец, сломалась, раскололась под бесконтрольной местью её магии. Заключённые в ловушку на бесчисленные столетия призраки пролетали мимо и сквозь Мартису. Она ахнула, ведь прикосновение каждого оставляло на ней след впечатлений и воспоминаний. Воры и заблудившиеся путешественники, бродячие кочевники, даже пленники, привезённые в Ивехвенн понести безжалостное наказание за свои преступления, — краткие проблески их сущности, окна жизней, оборванных ужасающе рано.