Они держались хорошо проторённых троп, следуя по трактам, ведущим к побережью и широко раскинувшемуся Восточному Прайму. Гарн обращал внимание Мартисы на разные интересные места. Выступ чёрной скалы, извергнувшейся из равнины зубчатыми вершинами, круг из стоячих камней с остатками свежего очага в центре, крутой зеленеющий склон Феррин Тора — священной земли, где более тысячи лет назад собрался древний Конклав и победил Скверну. Теперь холм превратился в мирное пастбище для овец, дремавших в утреннем зное. Мартиса подозревала, что никто, кроме священников, не помнит о великой битве, которая когда-то здесь развернулась.
Гарн указал на север и постучал себя по груди. Его голубые глаза потемнели от лёгкой тоски по дому.
— Ты вырос на севере?
Он кивнул.
«Интересно».
Гарн был дружелюбен с ней с того самого момента, как она пересекла ворота внутреннего двора, но она ничего не знала о его прошлом: есть ли у него семья, как он оказался в Нейте, даже, сколько ему лет.
— Ты далеко от дома, Гарн. Как давно ты служишь в Нейте?
Он перекинул поводья в одну руку и поднял свободную ладонь, показывая сначала пять пальцев, а потом три. Восемь лет. С точки зрения рабства, восемь — не такой уж большой срок. То, как два таких разных человека встретились и сумели ужиться в относительной гармонии, озадачивало её. Шилхара, часто молчаливый и недружелюбный, явно не из тех, кто ищет компании. Гарн, хотя и помогал магу и заботился о нём, никогда не проявлял подобострастия. Эти двое скорее вели себя как друзья и равные, чем как хозяин и слуга. Если бы Шилхара не храпел у них за спиной, она могла бы спросить, как Гарн поступил на службу в Нейт.
Гарн оглянулся через плечо на спящего чародея. Мартиса сделала то же самое. Храп прекратился, и на этот раз Шилхара открыл оба глаза.
— Мы с Гарном сидели в одной камере. — Его губы дрогнули. — За преступления, о которых лучше не рассказывать. Я вышел на свободу с помощью нескольких угроз и удачных взяток местному судье. Гарна же ждала встреча с палачом. Мне нужен был слуга. Ему нужно было жить. Я выкупил его из рабства и отпустил на свободу. С тех пор он всегда со мной.
Ошеломлённая этим откровением Мартиса уставилась на своего учителя, а потом на Гарна. Великан подмигнул и щёлкнул вожжами, чтобы Комарик пошёл быстрее.
Шилхара спас Гарна, освободил только потому, что мог. Мысли Мартисы путались. Её представления о нравственности, искуплении и справедливости поколебались.
«Как я могу пожертвовать этим человеком ради собственной свободы? А разве у меня есть выбор?»
Она сидела тихо, погружённая в думы, пока Гарн не протянул ей одну из медовых лепёшек, приготовленных им на завтрак. Хотя у него больше не было языка, он всё ещё мог напевать. Она узнала мелодию из своего детства, племенную песнь, которую затягивала кухарка-курманка в Ашере, когда месила тесто. Воспоминание заставило Мартису улыбнуться.
Залитая солнцем кухня Бендевин очень напоминала кухню Гарна, но там постоянно бурлила жизнь. Запахи пекущегося хлеба и булькающего рагу, спор и смех слуг, а над всем этим шумом спокойное пение Бендевин за работой.
Веки Мартисы отяжелели. Убаюканная монотонной мелодией и уверенной походкой Комарика она прислонилась к руке Гарна и задремала.
Её разбудил сильный толчок, и Мартиса выпрямилась. Гарн улыбнулся и похлопал её по плечу, прежде чем спрыгнуть с облучка.
— Что случилось? Почему мы остановились?
— Потому что Гарн уже несколько часов отбивает яйца и хочет отлить.
Шилхара перепрыгнул на освободившееся место.
Мартиса покраснела не столько от его резкого замечания, сколько от внезапного появления.
— Ой!
— Возможно, ты тоже хочешь облегчиться. Ступай, мы без тебя не уедем.
Она последовала его совету и слезла с телеги. Когда Мартиса вернулась, Шилхара всё ещё занимал место Гарна. Слуга улыбнулся и прошёл мимо неё, чтобы заползти в кузов.
— Ты собираешься пустить корни или всё же поедешь с нами?
Шилхара нетерпеливо махнул рукой, и Мартиса уселась на облучок.
— Пошёл! — щёлкнул вожжами Шилхара.
Молчание между ними висело тяжёлой тучей в отличие от молчания между ней и Гарном. Мартиса примостилась на дальнем краю, мёртвой хваткой вцепившись в перила, дабы не упасть. Взгляд Шилхары насмехался над ней.
— Нам ещё далеко? — Она хотела спросить Гарна, нельзя ли ей перелезть к нему в кузов.
— Ещё час или около. — Он вёл себя гораздо спокойнее с ней, чем она с ним, особенно после ночного ужасного побега. — Наш небесный друг больше не объявлялся?
Эту тему она могла обсудить, не сгорая от очередного румянца.
— Хвала Берсену, нет. И я надеюсь, что больше никогда в жизни не удостоюсь подобного визита. Лича мне более чем хватило.
— Скверна в чём-то похож на пожирателя душ.
Прядь волос выбилась из её косы и упала на лицо. Мартиса заправила непослушные волосы за ухо.
— Мы изучали Скверну на втором курсе Конклава. Великий обольститель. Низший бог, связанный с миром своей зависимостью от людского рода, дабы достичь абсолютной власти. Написано, что он ждал возрождения аватара даже во время заточения.
Шилхара ничего не высказал, но Мартиса почувствовала внезапное напряжение в его позе.
— Аватар перерождался множество раз и встречал смерть, так и не узнав о своей роли в плане Скверны.
Конклав всегда охотился за аватарами. За многие поколения, прошедшие после изгнания Скверны, священники четыре раза находили избранника и уничтожали его с беспощадной эффективностью. Все остальные, рождённые как сосуд для божества, избежали смертного приговора. Никто не взошёл на сказочный престол безграничной власти с божьей милостью.
Обстоятельства изменились. Освобождённый от магических уз, наложенных так давно, Скверна искал аватара с тем же рвением, что и Конклав. Верховный епископ подозревал, что Шилхара подходил на эту роль. У Мартисы возникли свои подозрения, и она понимала, почему Камбрия пришёл к подобному выводу. Могущественный, отверженный и несговорчивый Шилхара питал глубокую личную неприязнь к Камбрии и более общую к Конклаву. Он не делал из этого секрета. Если он аватар, то Скверне не нужно более выискивать, а Конклаву грозит катастрофа.
— Как думаете, аватар возродился? — Она пожалела о своём вопросе, когда учитель обратил на неё злобный взгляд.
Его грубый голос смягчился, в каждом слове слышалась тихая угроза.
— Нет. Разве ты обнаружила в тех бумагах что-то, указывающее на обратное?
Мартиса возблагодарила богов, что ей не придётся лгать, особенно, когда маг сверлил её череп своим чёрным взглядом.
— Ничего, кроме подробного описания ритуала. — Её голос оставался бесстрастным. — Южный король Бирдисан пожертвовал собой, дабы уничтожить Амонсу. Он был самым сильным из королей-магов, собравшихся здесь. Он сыграл ключевую роль.
— Я просмотрю твои записи по возвращению. — Шилхара нахмурился и перевёл взгляд обратно на дорогу. Мартиса с облегчением сглотнула. — Если ты всё правильно истолковала, то эти записи вызывают беспокойство. В ту эпоху южные провинции едва ли были цивилизованными, и ни в одной из них не правили короли. Если только тебя не учили по книгам, которых я никогда не видел, то в Конклаве нет записей о том, чтобы в далёких землях правил Бирдисан. Даже если они ничего не знали о древнем Амонсе и его уничтожении, то сохранились бы записи о южном короле, который встретил свою смерть на севере.
Они достигли Восточного Прайма, всё ещё пытаясь расшифровать смысл перевода древнехеленесийских писаний. Мартиса потянулась, потирая ноющую от боли поясницу. В воздухе пахло морем, и она слышала вдали шум прибоя.
Раскинувшись на вершинах, продуваемых всеми ветрами скал, и спускаясь к гавани, Восточный Прайм шумел и вонял в лучах утреннего солнца. Корабли всех размеров и мастей украшали воду. Одни пришвартовывались у причалов, другие плыли по волнам с частично развёрнутыми парусами, степенно входя в бухту. Ветхие хижины цеплялись за скалы и тянулись вдоль извилистых переулков, змеящихся от доков. На самых высоких утёсах, точно полированные драгоценные камни, сверкали храмы и особняки из розового мрамора, окружённые скульптурными садами и первозданными лужайками.