Тэмуджин привалился спиной к дереву.
— Он сдержит обещание, — сказал он. — Он сильный духом. Даже мать не смогла его избаловать.
— Это твой сын, Тэмуджин.
Он пойдет за ханом хоть к черту на рога, как все мужчины, как Наяха.
Он стянул с ее головы платок и обхватил ладонями ее лицо.
— Красавица моя Хулан.
Люди пели песни и сочиняли стихи о хане и его любимой Хулан и о том, что ее любовь к нему была так же велика, как и его к ней. Еще бы — он был величайшим из людей!
— Я буду скучать по Кулгану, — сказала она.
— Ты не будешь скучать. Я не хочу обходиться без любимой жены во время войны, которая может продлиться долго. Ты поедешь со мной, Хулан. — Он улыбнулся ей, но в глазах его мелькнуло что-то злобное. — Что ты скажешь? Ты недовольна?
— Я всегда была покорна тебе, — сказала она. — Ты никогда ни о чем меня не спрашивал.
— А когда тебе нужно было, чтобы я спрашивал? Твои шатры полны добра, которое я добыл для тебя, и тебе не счесть своих стад. Я дал тебе много, но для тебя это все равно что комок грязи. Наверно, пора тебе увидеть поближе, как добываются для тебя всякие блага.
— Пожалуйста…
Он крепко ухватился за ее подбородок.
— Я хочу, чтобы ты вела хозяйство и была моей главной женой в Хорезме, а ты воротишь нос от этой чести. Ухаживание затянулось, Хулан. Я люблю тебя больше, чем любил любую другую женщину, и все же ты не пылаешь страстью ко мне. Больше я не буду стараться пробудить ее, любовью ли, ненавистью ли. Ты поедешь со мной и будешь всегда рядом. Ты присмотришь, чтобы твой сын стал воином.
Он знал, как было ненавистно ей это. Ей следовало бы догадаться, что он не оставит ее на родине, не даст заботиться о пленницах, чьи слезы и страдания доставляли ему такую радость. Он одержит победу над ней.
Всадники покрыли землю, как саранча. Они дышали огнем и были пьяны от крови — так говорили крестьяне, устремившиеся в ворота Бухары. Беглецы искали убежища в предместьях и садах, примыкавших к городу, захватчики преследовали их по пятам. Теперь враг окружил Бухару.
Зулейка, прячась в винограднике, из-за лозы прислушивалась к разговору отца с незнакомыми людьми.
— Вражеская армия большая, — сказал один из них, — но она кажется еще больше из-за пленных, которых гонят впереди, чтобы они приняли на себя первый удар.
Совсем недавно пришла весть о падении Отрара. Пограничный город осаждали несколько месяцев. Ее отец верил, что он выстоит, но его взяли. Его губернатор Иналчик, по слухам, был казнен — ему залили расплавленное серебро в глаза и уши. Теперь варвары подошли к Бухаре.
— Рассказывали, что пал Сыгнак, — сказал другой человек. — Разве его взяла та же самая армия?
— Видимо, их армия разделилась, — заметил один из братьев Зулейки. — Их будет легче изгнать. Шах, да будет благословенно его имя, тоже поделил свою армию, чтобы защищать города.
— Было бы лучше, — сказал торговец вином, — если бы он бросил против дикарей всю армию с самого начала.
— Мы выдержим осаду, — сказал ее отец. — Бог даст, гарнизон цитадели защитит нас.
Рабыни, сидевшие с Зулейкой, молчали. В саду было спокойно, что бы там ни случалось снаружи. Люди в тюрбанах, посещавшие ее отца Карима, нежились на подушках у мраморного фонтана, и вид у них был спокойный, как всегда. Ее отец, казалось, был больше озабочен убытками в торговле из-за длительной осады, чем самими боевыми действиями. Если Господь смилуется, всадникам наскучит осада, и они удовлетворятся грабежом окрестностей.
Мужчины о чем-то разговаривали, а потом два ее брата и другие гости попрощались. Обычно они сидели подолгу, пока тени деревьев не удлинялись и не раздавался призыв к молитве из Пятничной мечети. Они, видимо, торопились по домам, чтобы убедиться, что там все в порядке.
— Накупи как можно больше еды, — велел ее отец Карим. — Цены сегодня уже выше, чем вчера.
Она поняла тогда, что он испуган больше, чем казалось.
Три дня противник атаковал цитадель с многочисленными башнями и стеной почти с милю в периметре, швыряя камни из катапульт и взбираясь на стены. Тысячи наемников-туркменов отражали приступы.
На четвертый день большая часть гарнизона бежала под покровом ночи, то ли для того, чтобы присоединиться где-нибудь к другим войскам, то ли из страха.
Эту весть сообщил ее отцу Азиз, брат Зулейки, но его рабы принесли ее еще раньше с улицы. Карим приготовился покинуть дом, когда пришли двое.
— Несколько сотен человек все еще в цитадели, — сказал Азиз.
— При таком малом числе защитников сражаться нельзя, — возразил Карим. — Противник пойдет на штурм самого шахристана, и мы не сможем отбить приступа. Говорят, враг щадит тех, кто сдается.