— Твои сыновья попросили меня поехать к тебе, — сказал Борчу, — и я знаю, что только ты можешь все уладить. Джучи не разговаривает с Нагадаем, а Чагадай хочет командовать. Чагадай утверждает, что Джучи не подчиняется ему и отказывается делать то, что необходимо для взятия Ургенча. Джучи делает все возможное, чтобы уберечь город, который входит во владения, обещанные ему тобой.
Тэмуджин покачал головой.
— Тогда ты скажешь им обоим вот что. Они подчиняются приказам Угэдэя, а Угэдэю скажешь, что Ургенч должен быть взят, хотя бы его пришлось сжечь дотла.
Борчу кивнул, допил вино и встал.
— Угэдэй тебя не подведет.
— Я знаю. — Хан посмотрел на старого друга. — Отдохни немного, Борчу. Жена хочет послушать, как ты помог мне вернуть украденных лошадей.
— Хатун уже слышала эту историю неоднократно, и всякий раз наши стрелы находили все больше врагов. — Вокруг глаз Борчу собрались морщины. — Надо возвращаться, Тэмуджин. Дисциплина портится с каждым днем. Твой приказ вдохновит людей.
Хан кивнул.
— Благополучно доехать, мой нукер.
Борчу вышел из шатра. Завывал зимний ветер, сотрясая шатер. Тэмуджин взглянул в ту сторону, где сидела Немая с двумя другими рабынями. Руки девушки, прижатые к горлу, дрожали. Хан долго смотрел на нее, а потом брезгливо фыркнул — это развлечение надоело ему.
— Гони их отсюда, — сказал Тэмуджин. Хулан велела рабыням уйти. Муж разделся. — Мои сыновья… — Он лег и укрылся одеялом. — Тулуй — величайший из воинов, но если весь мир покорится нам, он не будет знать, что делать с собой. У Угэдэя есть талант правителя, но у него также есть талант прожигать жизнь. Из него выйдет хороший хан, если он не сопьется и не помрет преждевременно. Чагадай считает мою Ясу бичом для людей, а не поводьями, которыми направляют их действия. Джучи ненавидит меня за то, что я не дал ему трона, чего он, по его мнению, заслуживает. Таковы мои наследники, Хулан. Худо ли, хорошо ли все оборачивается — тебе все равно. — Он вздохнул. — Мне остается надеяться на то, что китайский мудрец привезет мне эликсир жизни, и тогда я, наверно…
Она разделась до сорочки, села на постель и стала расплетать косы. Еще со времени походов в Китай он полюбил смотреть, как волосы свободно падают на плечи и спину, — так было заведено у женщин той страны, когда они ложились с ним в постель.
— Твой сын не вызывает у меня тревоги, — сказал он. — Я собираюсь назначить Кулгана сотником, когда мы двинемся на Балх. Мальчик отличился в Термезе. Он оказался один с сотней взятых в плен и приказал им связать друг другу руки, чтобы ему было легче порубить их. Один пытался бежать, но Кулган снес ему голову, и остальные перетрусили. Он сам разделался со всеми.
Кулган уже рассказывал ей об этом. Многие мужчины рассказывали о пленных, которые могли убежать, а вместо этого становились на колени и подставляли шею под удар меча.
— Гляди повеселей, Хулан. Сын у нас получился лучше, чем я думал.
Сердце ее стучало болезненно, когда она ложилась рядом с ним. Он обнял ее и зарылся лицом в ее волосы.
Ее разбудил крик. Хулан села, стиснув одеяло. Кричал часовой, голос его тонул в вое ветра.
— Мне надо поговорить с отцом!
Это был голос Ходжин. По ступеням, ведшим на платформу шатра, простучали шаги. Тэмуджин поднял голову, и в шатер ворвалась его дочь.
На Ходжин был кожаный панцирь и шлем, которые она носила, даже оставаясь в тылу с женщинами. Она оставалась в ханском лагере, а ее муж был в походе на Хорасан вместе с Джэбэ и Субэдэем. Хан отдал приказ: участие в стычках — одно дело, другое — послать дочь на передовую при осаде города. Ходжин бросила саадак слева от двери и зашагала к постели, красивое лицо ее было мокрым от слез.
— Чего тебе здесь надо? — спросил Тэмуджин.
— Мой муж погиб! — кричала Ходжин. — Его застрелили в Нишапуре!
Она бросилась на постель и зарыдала. Хулан прижалась к подушке, хан схватил Ходжин за плечо.
— Жаль, — сказал он наконец. — Он был одним из лучших моих генералов.
— Я приносила ему удачу! — Ходжин села на корточки и завыла. — Я была его щитом в битве, я была ястребом, который терзал его врагов когтями, и меня не было там, чтобы защитить его! Теперь армия отошла, а проклятый город все стоит!
Тэмуджин взял ее за руку.
— Он падет, — бормотал он. — Тулуй отомстит за твоего мужа. Прекрати плакать, дочка. Мы устроим тризну по нему, и я сам принесу жертву, и потом ты должна подумать о ваших детях.
Ходжин прижалась лицом к его груди. Он держал ее в объятьях, пока она не перестала рыдать.
— Чего ты хочешь? — спросил он. — Я могу приказать Тулую дать тебе большую часть добычи, когда мы возьмем Нишапур. Или, если ты хочешь, отправляйся на родину. Может быть, там тебе будет полегче.