— Мне очень хотелось встретиться с вами, как только я услышала, что вы путешествуете в этих краях, — сказала Шикуо. — Когда я была молодая, мне говорили о мудреце, которого мой прадедушка приглашал ко двору. Говорят, ваша мудрость дала ему утешение в последние годы его жизни.
Чан-чинь кивнул. Тут она поняла, что он догадался, о чем она думала на самом деле — ему не удалось продлить жизнь императору Сян-цзуну, он всего лишь человек, претендующий на знания, которых у него нет.
Она покраснела и опустила голову.
— Вы наконец почтили моего мужа хана, предприняв это путешествие, — пробормотала она.
— Я не мог отказаться от этого приглашения, — сказал Чан-чинь. Голос у него был ласковый, но не слабый. И он не показался человеком, которому приходится подчиняться из страха.
— И все же вы приехали не сразу.
— До отъезда у меня были дела с учениками, — сказал он, — и надо было посетить кое-какие торжества. Кроме того, Лю Ван, почтенный слуга великого монгольского императора, попросил меня пуститься в путь вместе с девушками, которых он собрал для своего хозяина, но, разумеется, мне пришлось отказаться. Это было неподходящее общество.
— Я удивляюсь, что хан не проявил настойчивости.
— Он был весьма любезен, ваше высочество, и сказал мне, чтобы я не слишком утомлялся, добираясь до него. Его слуга А-ла-шен, который ныне путешествует вместе со мной, привез меня в стан принца Тэмугэ, и оттуда я поеду в орду почтенного слуги хана Чинкая. Мне сказали, что в том стане живут многие ремесленники из нашей страны.
— Там живут также благородные ламы, захваченные во дворце, когда пал Чжунду, — сказала она. — Они, наверно, захотят увидеться с вами.
Она не смогла удержаться, и слова прозвучали горько.
— Я понимаю, что вы хотите сказать, ваше высочество, — сказал старец. — Вы думаете, что я старый человек, приехавший к монгольскому императору из страха, или что я ловкач, ищущий выгоды. А я ни тот и ни другой.
Его откровенность ошеломила ее. Обмануть его она не могла, тщательно заготовленные фразы были бесполезными.
— Я убежден, что отказ приехать ничего не дал бы приверженцам Учения, — продолжал Чан-чинь, — что я могу добиться благоприятного отношения к нам. Наша страна мучается в руках солдат князя Мухали, и многим вбили в голову страх перед этим князем и его государем. Но я не боюсь великого Чингисхана. Когда я откладывал свое путешествие, он согласился с моими просьбами. Если бы я сказал людям, которых он прислал ко мне, что я буду вынужден подождать, пока он сам не приедет ко мне, он бы и на это согласился.
— Простите, мудрый Учитель, — возразила Шикуо, — но вы ошибаетесь. Он не выносит непокорности. Вы видели, что творят его войска, и делают они это согласно его распоряжениям.
— Солдаты всюду одинаковы, чьи бы распоряжения они ни выполняли. Мы испытали нашествие киданьцев, а потом их железо было побеждено «Золотой» династией Цзинь. Теперь «Золотой» император теснится монголами. Возможно, пришла очередь монголов править нами, и если их император желает выслушать Учение, то он не лишен благородных чувств. — Он сжал вместе кончики длинных пальцев. — Я видел, как здешний народ помогал друг другу в станах, делясь своим добром с теми, кто в нужде. В своем развитии он, возможно, недалеко ушел от того Человека, который прежде был ближе к природе.
Так вот что он увидел. Зная, что хан хочет, чтобы с Учителем обращались хорошо, монголы делали все возможное, чтобы понравиться ему. Он только проехался по этой земле. Ему не приходилось годами выносить завывающие ветры и порывы пурги, чтобы понять, насколько было равнодушно Небо к человеческой судьбе. Ему не придется провести остаток жизни, пугаясь пустоты, окружающей станы. Вот что она рисовала теперь — необъятное голубое небо, желтые степные травы, пригибаемые ветром, одинокое дерево со скрученными ветвями, юрту у подножия холма, табун лошадей под черной гранитной скалой. Она уже не могла представить себе, что там, вне этой земли.
— Мой муж хан, — сказала она, — любопытный человек. Он окружил себя учеными людьми и хочет, чтобы они отдали ему свою мудрость, как города отдают свои сокровища. Но от вас он хочет не только мудрости, Учитель. Он хочет получить эликсир, продляющий жизнь.
Чан-чинь улыбнулся.