Через два дня после отъезда мудреца люди разобрали юрты. Волов впрягли в платформы с большими шатрами. Тулуй и Угэдэй выехали вперед со своими людьми. Хан, который воздерживался от охоты после случая с вепрем, собирался поохотиться по пути.
Вечером, когда они остановились на отдых, Хулан заметила, как бледна Зулейка, и положила ее в своей кибитке. Она проснулась от приглушенных стонов, к утру лицо Зулейки покрылось потом. Хулан подняла одеяло и увидело кровавое пятно на ее шерстяных штанах.
Она вылетела из кибитки, послала одного из стражей за шаманом и позвала девятерых из своих служанок.
— Вы оставайтесь со мной, — сказала она, — а остальные пусть едут.
Хулан старалась сдержать слезы.
Женщины поставили повозки полукругом и установили шатер. Мужчины, проезжавшие верхом, и женщины с детьми из кибиток глядели на юрту и на шамана, который приносил в жертву барана, но не останавливались. Если дух, вселившийся в девушку, окажется слишком сильным для шамана, то лучше держаться подальше от злых сил.
Шаман вырезал у овцы сердце, внес его в юрту и установил небольшой алтарь с онгонами Хулан. Зулейка уже кричала к тому времени, когда барана освежевали и сварили. Две женщины держали ее, а шаман кормил ее курдюком.
Девушка потеряла сознание. Хулан сидела рядом с ней, а шаман пел и бил в бубен. Он вскакивал и обегал очаг, тень его плясала на стенах шатра. К рассвету у Зулейки снова пошла кровь. Шаман покачал головой и выдворил всех наружу.
Стражи, кони которых были стреножены, сидели кружком у костра сразу за повозками. Женщины Хулан собрали топливо и разожгли еще один костер. Хулан оглянулась на юрту, из которой вышел шаман. Он взял копье в одной из повозок, обернул его в кусок войлока и воткнул в землю.
Хулан поспешила к нему. Шаман вскинул руку.
— Входить нельзя, — сказал он. — Я сделал все, что мог. В нее вселился злой дух, а она ничего не делает, чтобы отбиться от него.
Хулан вернулась к костру. Проезжали еще всадники, сопровождавшие большие платформы с шатрами, за ними клубилась пыль. Они видели копье и знали, что это значит. Хулан подозвала одного из стражей и велела ему ехать к Кулгану.
Шаман стоял перед юртой и пел. Ближе к вечеру он вошел внутрь. Хулан сказала себе, что девушка, может быть, еще жива, и ребенок выживет. У других бывают выкидыши, и младенцы не умирают. В дверном проеме появился шаман, держа маленький сверток. Хулан встала и вытянула вперед руки.
— Ваш внук, госпожа, — сказал он. — Пуповина захлестнула ему шею, и он задохнулся. Он…
Хулан закричала, другие женщины зарыдали.
— Его надо похоронить, — добавил старик. — Девушка безнадежна. Вытащите ее из юрты и покиньте это проклятое место.
— Нет, — сказала Хулан.
— Госпожа…
— Нет.
Они похоронили младенца под скалой и провели ночь снаружи, греясь у костров. Утром шаман вошел в шатер. Хулан было вошла следом, но он преградил ей путь.
Он сказал:
— Душа ее покинула тело.
Хулан вскрикнула. К ней подбежали женщины. Она вырвалась у них из рук, выхватила нож и резанула себя по руке. Горе перешло у нее в гнев. Зулейка нанесла ей удар единственным способом, на который была способна, она лишила ее внука, мальчика, который мог бы овладеть премудростью, недоступной для нее, и поделиться с ней своими знаниями.
Она брела вокруг юрты, рыдая и нанося себе удары ножом, пока женщины не отобрали его. Она опустилась на землю и сидела бесстрастно, а шаман накладывал подвязки на ее кровоточащие руки.
Кто-то подъехал. Сквозь слезы она не видела всадников, они спешились и отдали поводья ее людям, и только тогда она узнала сына.
Шаман подвел Кулгана к ней.
— Она не хотела жить, — сказала хрипло Хулан, в горле у нее пересохло.
«Ты довел ее до этого, — хотелось сказать ей, — ты заставил ее желать смерти».
— Мама, это был… — Он дотронулся до нее, она отшатнулась и встала. Кулган посмотрел на могильные камни. — Это был сын?
Она кивнула. Он замер, а потом сказал:
— Не очень горюй, мама. У меня будут другие сыновья. — Он обхватил ее плечи. — Когда ты узнала, что ей не удастся родить, ты должна была оставить ее. Теперь кибитки и шатер придется очистить.
Она вырвалась и бросилась на него, царапая его ногтями, нанося ему пощечины. Он переносил удары, не уклоняясь, а потом прижал ее руки к телу.
— Прекрати, — сказал он. — Теперь мы должны похоронить мать моего сына.
Она уткнулась лицом в его халат и заплакала.
Они похоронили девушку рядом с ее сыном. Над могилой поставили юрту, обоим нужно было жилище в мире ином.