Тулуй застонал. Она подошла к нему. Когда она вернулась, хан уже шел к выходу, спина его согнулась, будто он нес невидимое бремя.
Бортэ отдала своего сокола охраннику. Другой взял сокола Хасара. У Бортэ болело тело от езды, она была слишком стара для таких занятий, но ей хотелось уехать на некоторое время из Каракорума.
Тысячи шатров раскинулись теперь от берегов Орхона и до гор на краю долины. Купцы с караванами верблюдов прибывали в Каракорум из оазисов на юго-западе, привозя товары из Китая и Хорезма. Из стана Тэмугэ на востоке приезжали к хану посланцы с петициями. В государстве мужа новости распространялись быстро, их развозили всадники, которым надо было лишь показать казенную печать в местах, где они останавливались, и их обеспечивали пищей, ночлегом и свежей лошадью.
Бортэ никогда не видела настоящего города, но обширный каракорумский лагерь казался чем-то вроде него. Над шатрами часто висел дым от тысяч очагов, пока сильные ветры не рассеивали его. Женщины и мужчины крикливо торговались с купцами, ремесленники чеканили из металла инструменты, кубки, статуэтки, кузнецы молотили по железу у своих горнов — даже шум ветра заглушался. Простые солдаты, и те были богаты, как багатуры, а у начальников было всегда столько, сколько прежде не видали ханы. И все же она чувствовала, что духи, когда-то обитавшие в долине, улетели от реки и из степи в леса и горы.
Туракина, жена Угэдэя, часто говорила ей, что великий хан должен иметь большой город, чтобы весь мир знал, куда являться послам и воздавать ему должное. Бортэ понимала, что молодая женщина думает об Угэдэе, а не о Тэмуджине, когда говорит о великолепии Каракорума. Туракина мечтала о дворцах и даже, наверно, о стенах.
Хасар искоса взглянул на нее с седла. Его когда-то острое зрение ухудшилось. Он все еще мог увидеть мышь на расстоянии, но часто щурил глаза, разглядывая что-либо поблизости.
— Нам надо возвращаться, — сказал он. Охрана Бортэ и молодые женщины, поехавшие с ними, уже направились рысью к лагерю. — Посланец твоего брата хочет поговорить с тобой.
У посланца Анчара, видимо, было личное послание к ней, а также сообщение, которое надо будет передать Тэмуджину. Ее брат был с армией в Китае, защищая владения Мухали от поползновений Сун, в то время как «Золотой» император продолжал защищать Кайфын.
Бортэ вздохнула, ей не хотелось еще возвращаться в шумный Каракорум. Но ее ждут и другие — купцы, желающие получить разрешение на торговлю, сообщения Тэмугэ с просьбой дать совет, командир с самыми красивыми девушками, отобранными для хана среди военной добычи. Тэмуджин по-прежнему стоял лагерем у Алтайских гор на западе и не торопился к ней.
— Тэмуджин должен скоро вернуться, — сказала она. — Он слишком многое оставил на руках у женщин на очень долгое время.
Она была единственной женщиной, имеющей отношение к ханским делам. Госпожа Яоли Ши, вдова киданьского союзника Ляо Вэна, правила северным владением своего мужа в отсутствие сына Ляо Вэна, который отправился на запад вместе с Тэмуджином. Ханская дочь Алаха по-прежнему управляла территорией онгутских союзников. Обе женщины пользовались уважением своих подданных, но пора было уже наследникам брать ответственность за эти земли на себя.
— Не беспокойся за моего брата, — сказал Хасар. — Он держит все в своих руках, где бы он ни находился.
Что верно — то верно. Самое большое беспокойство в отсутствие хана доставляли тангуты, которые настолько осмелели, что подстрекали некоторые подчиненные им племена совершать набеги на монгольское пограничье. Они явно были убеждены, что оставленные там войска не могут оказать значительного сопротивления, но Тэмуджин, руководивший действиями из своего лагеря на западе, приказал перейти в контрнаступление. Тангутский набег потерпел неудачу, и новый государь Си Ся принужден был заключить мир и обещать Чингисхану прислать своего сына заложником. Тангутские послы встретились с Хасаром на пути в лагерь Тэмуджина. Теперь у ее мужа был неустойчивый мир с тангутами, которых он поклялся наказать.
— Ему бы надо поспешить, — сказала Бортэ. — Жены хана скучают по нему. Хадаган-уджин болеет, госпожа Гурбесу старится, ожидая его, а его китайская принцесса и ее подруги пьют от одиночества. У Есуй и Есуген дети родились после его отъезда, и им не терпится увидеть отца.
Седые усы Хасара шевельнулись, он улыбнулся, и морщины на его смуглом лице углубились.