Река принесла его в неизвестные края, прячущиеся в густом сером тумане. Он не мог разглядеть, что впереди, но понимал уже, что мир стиснула могучая сила. Мелькнула мысль, что она — это Бог, но что бы это ни было, на ней все основывалось и объединялось в целое. Он понял наконец, что цель ее останется непознанной, но природа людей такова, что они стараются понять эту силу, даже когда она уносит их. Природа дала им средство познать ее законы. Они обретут силу стать большим, чем они есть, жить вечно, как он мечтал, или уничтожить себя.
То, что он содеял, было частью этого процесса, и другие воспользуются этим по своему разумению. Когда все народы мира станут одним улусом, они получат свободу для поисков иной цели. Небо дало ему ответ, но как жестоко позволить узнать это лишь теперь, когда некому рядом с ним разделить его понимание. Он прислушался, стараясь услышать чей-нибудь голос, но он был один в нескончаемой реке, а перед ним расстилалась пустыня.
Пустыня стала кроваво-красной и исчезла. Река унесла его в неизвестность.
Трупы людей и верблюдов лежали возле колодца. Есуй старалась не смотреть на них. На пути процессии она видела много трупов путешественников, которым не повезло, и они пересекли дорогу, по которой хан отправился в последний путь. Купцы со своими караванами, семьи, меняющие место жительства, и пастухи в оазисах — все пали от мечей горюющих солдат. Смерть ее мужа останется в тайне, пока он не достигнет родины.
Он скончался, и все же солнце нещадно палило; по ночам звезды сияли так же ярко, как и прежде. Это казалось невероятным — слава Неба не потускнела с его кончиной.
Человек, правивший кибиткой Есуй, щелкнул верблюда бичом. Впереди среди барханов Кансу медленно ехали всадники. Пески вокруг них двигались, море песчаных волн будоражил ветер. Субэдэй ехал за авангардом, сопровождая вместе с Угэдэем и Тулуем похоронные дроги. За процессией двигалось много войск, женщин, детей, стад и такое число рабов, которое было необходимо для жизнеобеспечения.
Кибитки казались крошечными рядом с похоронными дрогами. Каждое деревянное колесо их было в рост человека, а платформа настолько широкой, что свезти ее могли лишь двести верблюдов. На платформе стояли сундуки, набитые драгоценностями, а над ней трепыхался белый балдахин на золотых шестах. Под балдахином стояла кровать, заваленная подушками. Великого хана везли домой.
Есуй взглянула на тело и сжалась от страха. Спину хана подпирали войлочные валики, на голову ему надели шлем. Под доспехами у него был синий шелковый халат, одна рука сжимала меч, другая — серебристый кубок, а рядом лежали саадак и колчан. Кожа лица, высушенная воздухом пустыни, натянулась так туго, что Есуй различала кости под ней. Она вдруг представила себе, как он пьет, потрясает мечом и выкрикивает команды, гоня смерть, как он это делал при любой неудаче. Его глаза откроются и посмотрят на нее.
Он будет ждать ее. Она с трудом поверила, что он скончался, и когда шаман вышел из его шатра и крикнул, что он улетел на Небо, и когда две шаманки провели ее меж костров. Она все время ощущала его возле себя, ожидая, что он притиснет ее к себе еще раз.
Смерть избавила его от известия о том, что его старый друг Борчу пал, попав в засаду, устроенную цзиньцами, всего несколько дней тому назад. Оба, такие близкие в жизни, останутся товарищами навеки.
Хан также не слышал приказа, который она отдала от его имени. Она сказала его генералам, что оставшихся в живых жителей Нинься следует пощадить, что Тэмуджин распорядился об этом перед тем, как они расстались. На мгновенье ее охватил ужас из-за того, что она противится его воле, зная о его бессилии предотвратить проявление милосердия. Она увидела в глазах людей облегчение — устав от резни, они охотно подчинились. Достаточно смертей. Небо повелело хану проявить милосердие, и она лишь покорилась воле Неба.
Но она не покорилась Тэмуджину. Когда было уже слишком поздно брать свои слова обратно, она поняла, что ей предстоит. Она будет бояться умереть всю оставшуюся жизнь. Смерть придет за ней, и рядом со Смертью будет хан — его дух накажет ее за строптивость. Ее призрак убежит от него, одолеет степь в теле волка, спрячется во тьме северного леса в образе леопарда, будет дрожать при звуках шагов охотника, преследующего ее. Ей никогда не уйти от него.
«Источники пересохли, — подумала она, — самый красивый алмаз разбит вдребезги». Это слова Субэдэя, сказанные после тризны.