Чечек сдавило грудь. Артай вскрикнула и бросилась к ногам солдат.
— Умоляю! — кричала Артай. — Бейте меня, выгоните меня, выгоните, отдайте самому захудалому человеку, но только не это! — Она ухватилась за щиколотку солдата. — Отведите меня к сыну великого хана… Дайте поговорить с ним…
Солдат ногой отшвырнул ее. Керулу наклонилась к девушке и помогла ей стать на ноги.
— Керулу-экэ! — Артай хваталась за старуху. — Помоги мне!
— Я не могу ничего сделать, — сказала Керулу, вырываясь; из маленьких покрасневших глаз старухи текли слезы. — Не позорься.
Сердце Чечек колотилось в груди. Другие девушки рыдали. Раз приходится подчиниться, так, по крайней мере, надо быть смелыми. Ее отец сказал правду, подумала она в отчаянии. Его пророчество сбудется.
Процессия тронулась из стана холодным серым утром, и люди выстроились по сторонам на ее пути. Впереди дрог, запряженных волами, ехала на белой лошади шаманка, ведя на поводу жеребца. Шаманы в масках зверей и шапках, украшенных орлиными перьями, сидели на платформе и били в бубны. По сторонам кибиток с вдовами хана, его сыновьями, их главными женами и их служанками ехали солдаты. За ними следовало много кибиток с сокровищами, рабами и девушками, что лягут в могилу, потом — множество людей со скотом, лошадьми и баранами, которые предназначались в жертву духу хана.
Люди по сторонам кричали и рвали на себе одежды, а процессия медленно двигалась по голой бурой земле. Чечек не плакала и ничего не говорила человеку, который правил кибиткой, везшей ее и трех других девушек-хонхираток. Она не утратила мужества, когда девушек облекли в одежды из шелка и верблюжьей шерсти и даже когда их повели к кибиткам. Их родителей будут почитать за то, что выбраны их дочери, и они получат звания, полагающиеся своякам великого хана. Она и ее подруги не могли бы служить хорошо хану в следующей жизни, если бы они проявили трусость в этой, и они получат почетную смерть, без пролития крови.
Она сказала это Артай, и ее слова немного успокоили девушек. Раз их выбрали, значит, признали их красоту.
Мысли Чечек текли спокойно, пока стан не остался далеко позади, пока плачущих людей по сторонам не стало меньше, пока стада, пасущиеся у склонов холмов, окаймлявших долину, не превратились в далекие темные пятна, и тогда ее охватил ужас. Ей и раньше было страшно, а теперь страх так сковал ее, что трудно было дышать.
Завывал ветер, кибитки, катясь, скрипели, лошади ржали, саадаки всадников постукивали по ножнам мечей. Сердце Чечек отзывалось на далекий рокот шаманских бубнов. Она будет лежать на дне могилы, и ее засыпят землей. Она никогда не увидит возвращения весны, не попробует первого весеннего кумыса, не будет смеяться с подругами, сплетничая, не услышит похвалу Керулу-экэ за удачную вышивку, не подоит еще одну кобылу, не понянчит ягненка. Всю нудную домашнюю работу она теперь выполняла бы охотно. Она никогда не выйдет замуж, не будет иметь юрты и стад, она никогда не родит ребенка.
Их могут пощадить. Ее тешила эта надежда. Говорят, Угэдэй добр, он может сжалиться и пощадить их и зароет с отцом лишь их онгоны. Шаманы могут получить знамение, что великий хан не хочет, чтобы с ним зарывали девушек, что девушки должны остаться в живых и нарожать побольше воинов, которые будут сражаться за его наследников.
Она подумала, что это бесполезные мечты, которые лишь отягчат ее конец. Лучше приготовиться к смерти, а не тешить себя надеждами.
Тусклость раннего утра прошла. Чечек возвела очи к чистому голубому небу. Небо было безбрежным и безжалостным, а великий хан был Сыном Неба.
Тэнгри не обеспокоил ханскую процессию буранами и попридержал страшные ветры, которые могли скинуть всадников с седел. Звезды сияли так ярко, как никогда в жизни Чечек. На рассвете вид горного массива на севере внушил ей благоговейный страх. Странно, что она никогда не замечала, как прекрасна земля, даже теперь, когда сухой морозный воздух обещал суровую зиму. Она больше не боялась огромности степи, необъятных пространств, которые часто заставляли ее чувствовать себя уязвимой и беспомощной, не боялась темных лесов, где духи заставляют плутать. Долины меж холмов представлялись превосходными убежищами, спокойными, как теплая юрта. Духи реки спали подо льдом.
Всякий раз на рассвете шаманы приносили в жертву духу хана барана, и Чечек вдыхала запах горящей плоти. Когда ханши собирали других женщин обугливать кости и молиться, Чечек сидела с девушками, которые больше всех нуждались в утешении. Когда она шепталась с ними, ее собственные страхи отступали. Лишь просыпаясь и вспоминая, на что обречена, словно слыша это в первый раз, она обмирала в страхе, пока он не рассеивался.