— Сейчас я занят тем, что отражаю набеги мэркитов на северную часть моих земель, — сказал Даритай, вытирая усы. — Война нам обошлась бы дорого, да и татары не единственные наши враги. У мэркитов тоже есть причины желать нашего ослабления.
— Я еще не все сказала мужчинам. С нами может выступить хан Тогорил. Мой муж был его названым братом — я могу послать человека к хану кэрэитов и потребовать, чтобы он отомстил за смерть того, кто помог ему вернуть трон.
Даритай нахмурился.
— Не делай этого, Оэлун.
— Он кое-чем обязан мне и сыну своего анды.
— Он скорбит, а его шаманы и христианские священники молятся за моего брата. Может быть, его дары находятся в пути сюда. Но он не стал бы сражаться, даже если бы брат мой был жив, а теперь он будет выжидать и присматриваться, какую выгоду он от этого получит. Не нажимай… Наш народ лишь убедится, что ты бессильна, если он откажет тебе.
С Оэлун теперь не было никого. Даритай был ее последней надеждой. Люди сражались бы, если бы он выступил за нее. Хан Тогорил скорее прислушался бы к просьбе Даритая.
— Я думала, что у тебя душа, как у брата, но тебе все равно, что будет с нами.
— Я приехал сюда, чтобы проявить заботу о вас, — молвил он, откладывая пустой рог. — Ты права в одном. Нашему народу сейчас нужна война. Хорошо продуманные набеги на станы мэркитов поддержат нас. Мы нанесем мэркитам тяжкие раны, а потом нападем и на татар. Тэмуджин должен набраться опыта в набегах, а потом уже идти войной.
Возможно, он и это обсуждал с Таргутаем и Тодгоном.
Он наклонился к ней. Она почуяла кислый запах кумыса из его рта.
— Мой брат, — сказал он, — не простил бы мне, если бы я не присмотрел за вами. У меня две жены, но третьей всегда найдется место. Стань моей женой, Оэлун.
Она вцепилась рукою в люльку. Ей вспомнилось, как рыдал Даритай, когда умер Некун-тайджи, и как скоро он заговорил с Есугэем об их долге перед вдовой старшего брата. Теперь он хотел сделать своей женой вдову другого брата.
— Я делаю предложение только из чувства долга, — продолжал он. — Ты все еще такая же, какой мы тебя увидели впервые. Жаль было бы оставить тебя в пустой постели. Ваши дети будут иметь отца, а я бы забыл немного о своем горе, найдя счастье с тобой.
Он претендовал не только на вдову брата, но и на наследство Тэмуджина. Такая женитьба способствовала бы притязаниям отчигина на власть. Он укрепил бы собственное положение, делая вид, что отстаивает интересы Тэмуджина.
— Сочигиль, — продолжал он, — была лишь второй его женой. Взять ее под свою защиту было бы достаточно, и это позволило бы мне оказывать больше внимания тебе.
— Нет.
Он положил руку ей на плечо.
— Может, я посватался к тебе слишком скоро, но что толку ждать. Я знаю, что ты все еще скорбишь, но…
Оэлун отбросила его руку и медленно встала. В его черных глазах теперь не было печали — одна лишь жажда урвать… Его широкое грубое лицо отталкивало ее. Как мало было в нем от человека, которого она потеряла.
Она сказала:
— Я не выйду за тебя, Даритай.
— Без мужчины жизнь будет тяжкая.
— Мунлик обещал присмотреть за мной, а я присмотрю за сыновьями. Мне не нужен муж. Я не могу смотреть на тебя, не думая о твоем брате.
Она знала, что следует молчать — пусть себе думает, что лишь любовь к Есугэю не дает ей принять его предложение, но вернуть свои слова она уже не могла.
— Я не могу жить с тобой, зная, что ты никогда не станешь таким, как он. Ты притворяешься, что ты такой, но, видимо, все мужество и сила вашего отца были переданы моему мужу и сыновьям, а тебе ничего не досталось.
Даритай замер, щека его дергалась. Внутренний голос нашептывал Оэлун, чтобы она была мудрее. Когда-нибудь помощь этого человека понадобится. Но она уже зашла слишком далеко.
— Тебе следовало бы стать на мою сторону, — сказала она, — и я бы уважала тебя. Но я не могу связать свою жизнь с человеком, который думает лишь о притязаниях на то, что имел его брат.
Он вскочил и схватил ее за руки, потом стал трясти так сильно, что запрыгал ее головной убор.
— Ты пожалеешь, Оэлун.
— Пожалею? Ты мне уже показал, что ты из себя представляешь.
Он оттолкнул ее. Она постаралась удержать равновесие и выпрямиться.
— Тебе нужны союзники, — сказал он. — Ты ошибаешься, если думаешь, что сможешь руководить, пока не вырастет Тэмуджин.
— Ни в коем случае.
Он посмотрел на нее и ушел. Всхлипывания Тэмулун перешли в рев. Оэлун стала на колени рядом с люлькой, отвязала младенца и поднесла его к груди.
Тело ее сотрясалось от рыданий. Есугэй никогда больше не шагнет в эту юрту, требуя дать ему попить и поесть. Он никогда не посмотрит на нее с сомнением и уважением. Он никогда не повалит ее на постель, и она не почувствует тяжести его тела.