— Мы можем и выиграть эту войну, — сказала Оэлун.
— Мужчины этого не думают, а женщины в таких случаях верят мужчинам, — возразила служанка. — Возьми немного силы у Этутен, у Земли, которая возрождается после гроз Тэнгри. Теперь тебе следовало бы обратиться к женщинам и показать, что если мы не поддержим тебя и твоего сына, будет большая беда. Они должны убедиться, что ты способна руководить, а также что ты разделяешь их тревоги. Женщины боятся неопределенности, которая наступает, когда мужчины остаются без вождя. Если они поверят, что ты можешь предотвратить такое положение, они станут умолять мужей поддержать твое дело.
— Ты мудрее, чем я думала.
Старуха тряхнула головой.
— Мудрее? Даже глупая женщина набирается мудрости, если долго живет на свете. Ты хочешь власти, Оэлун-уджин, а не можешь воспользоваться властью, которую имеют женщины. Когда муж был жив, тебе этого не требовалось, а теперь надо. На моих глазах умирали другие вожди, и их сподвижники сражались друг с другом. Я видела, как сыновья вождей бежали от тех, кто служил их отцам. Действуй не медля.
Женщины нуждаются в определенности, матери озабочены судьбой своих детей. Она может пренебречь мужеством их мужей, но ей придется заставить их поверить, что она способна руководить мужчинами.
Подходило время весеннего жертвоприношения душам предков. Это событие она может использовать. Когда все женщины соберутся на пир, она напомнит им об их обязанностях.
Оэлун взяла Хокахчин за руки.
— Все, что ты сказала, я должна была понять сама.
— Ты еще совсем молодая, уджин, — откликнулась Хокахчин. — Молодые женщины думают о том, как им ублажить своих мужей и как вырастить сыновей. Они считают, что мужчины всегда будут ограждать их от неприятностей.
— Спасибо за твои слова, Хокахчин-экэ.
— Уджин, не называй меня…
— Да. Отныне ты для меня мать Хокахчин.
«Еще один союзник», — подумала Оэлун. У нее их очень мало.
Обе тайчиутские ханши сидели в юрте Орбэй, опершись на подушки. Лицо у Сохатай было тоньше, желтая кожа сморщилась на проваленных щеках. Она выглядела слабой, но цеплялась за жизнь. Лицо Орбэй было сморщенным и маленьким, но черные глаза настороженно поблескивали.
Оэлун поклонилась.
— Здравствуйте, почтенные госпожи.
— Здравствуй, Оэлун-уджин, — откликнулась Орбэй. — Мы всегда рады такой редкой гостье.
Оэлун села перед постелью, и старуха вручила ей рог с кумысом.
— Только горе препятствовало моему стремлению побывать в вашем обществе, — сказала Оэлун, выбирая слова. — Я пришла поговорить о весеннем жертвоприношении.
— Возможно, — проговорила Орбэй-хатун, — ты хочешь сама возглавить жертвоприношение.
— Я не хочу лишать вас этой чести. Попросите шаманов назначить день и час и пригласите тех женщин, которые должны принять участие в жертвоприношении. Жаль, что я могу лишь помочь вам в проведении обряда.
Орбэй пожевала беззубым ртом.
— Понимаю. Если мы выдвинем это предложение вместе, другие женщины будут думать, что мы поддерживаем тебя.
— Вы поняли правильно, — сказала Оэлун, — но поскольку я должна руководить, пока мой сын не занял свое место, я должна быть старшей и среди женщин. Мы будем вместе петь молитвенные гимны и подавать мясо, предназначенное для предков.
«Будьте благодарны и за это», — подумала Оэлун.
Сохатай почти лежала на подушках, Орбэй молчала.
— Я должна руководить, — продолжала Оэлун, — если мы собираемся когда-нибудь наказать тех, кто предал обоих наших мужей. Мне нужна ваша поддержка, если Мне Доведется руководить здешним народом. Мне не хотелось бы, чтобы какая-нибудь беда обрушилась на матерей и детей, а она произойдет, если мы не объединимся.
Орбэй подалась вперед.
— Я не могу понять, что мы выиграем, подчиняясь тебе и ожидая, пока Тэмуджин вырастет.
— Он докажет, что способен руководить — это я вам обещаю. Я знаю, каков он.
— Всякая мать хвалит своего сына. Я тоже восхищалась своими, а теперь их нет. Молись, чтобы тебе не пришлось жить долго, уджин, или дожить до гибели сыновей.
Оэлун встала.
— Мы совершим жертвоприношение вместе. Буду ждать вашего приглашения.
Она поклонилась в пояс.
Орбэй склонила голову.
— Жертвоприношение будет совершено.