— Ого! – хмыкнула та, а затем задумчиво отхлебнула из кружки. — Никогда не слышала о бобовом напитке? Неужели имел в виду сброженные соевые бобы?
— Нет, не он. В самом деле не слышала?
Женщина кивнула.
— Он сладкий. Точнее, его делают таким. Обычно готовится из сброженных и высушенных на солнце коричневых бобов, потом обжаренных и перемолотых. Имеет высокий бодрящий эффект, но и стоит очень дорого, - он улыбнулся, вспомнив удивительно приятный вкус, долго остающийся на языке.
— Значит, угостишь меня как-нибудь.
Юноша неуверенно, но кивнул, не заметив ее улыбки. То, что Катарина пришла не о напитках и вкусах расспрашивать, он понял с самого начала и сейчас терпеливо дожидался, когда она соизволит заговорить о главном.
— Знаешь, теперь ты не кажешься мне странным и милым, - внезапно сказала та, обескуражив его и сбив с настроя.
— В смысле? – не смог понять Реннет.
— Я о твоем недавнем поступке. Сейчас, когда я знаю правду, мне хочется тебя ударить. Глупее способа помогать кому-то никогда не встречала, а больше всего бесит то, что ты взял на себя еще одно убийство.
Вытряхнув из кружки остатки чая, она обернулась и одарила юношу разгневанным взглядом.
— В чем же правда, по-твоему?
— Семейные узы!
— Продолжай, - настаивал он как ни в чем ни бывало.
— Мать той девушки. Ты убил ее, основываясь не на злости или ненависти. На подобное ты бы не пошел.
— Считаешь?
— Знаю, - поступил решительный ответ. — Женщина она и вправду была никчемной. Из-за ее слабости и нерешительности страдала дочь. Она могла уйти из замка, но не стала, потому что вне его стен им пришлось бы столкнуться с трудностями. Вместо этого она осталась в доме любовника, терпя оскорбления. В принципе, на нее-то как раз тебе было плевать, так? Хуже всего, собственной мягкотелостью эта женщина обрекла свое дитя на столь отвратительную жизнь. Она оправдывала свои слабости жестокостью внешнего мира…
Реннет вслух заметил, что последнее уже предположения самой Катарины.
— Возможно, но лично я не назвала бы ее настоящей матерью. Она должна была не причитать, стоя на коленях, а бороться за благополучие дочери. Ты видел это в ее глазах, слышал в ее голосе, да? Видел, что ничего не изменится.
— Мало ли, что можно увидеть в глазах, - усмехнулся Реннет, но мистик не давала ему и малейшего шанса уклониться.
— Узы семьи – вот в чем корень проблемы. Мать тянула за собой в пропасть дочь. Более чем уверена, даже после освобождения от ублюдка-братца, для Роуз ничего бы не поменялось. Ее мать продолжала бы тянуть на дно. Ты принял решение разорвать эти узы, освободив дочь и подарив ей возможность жить ради себя.
— То есть, ты уверена, что не ошибаешься.
— Не ошибаюсь, хотя все остальные увидели в твоих действиях лишь безмерную жестокость.
— И они правы, - пожал плечами Реннет, как бы сдаваясь. — Человеческие и тем более семейные узы не только поддержка в трудную минуту, но и проклятие, тиски. Когда любишь кого-то, часть тебя уже перестает принадлежать только тебе. Со смертью близкого человека ты теряешь часть собственной души. Дочь никогда не смогла бы отвернуться от матери и тем более убить ее, потому что иначе погибла бы сама. Но если это сделает другой, все окажется не так критично. Будет на кого свалить вину, проще говоря.
— А ты решил стать этим другим, - стиснула зубы мистик.
Реннет смотрел на нее целую минуту, но потом ответил:
— Возможно.
…И тут же получил пощечину, звон которой услышали все, кто находился поблизости. Любопытные взгляды просто не могли не сойтись на них двоих. Катарина же не обращала на них внимания, пропуская слова сквозь зубы:
— Я надеюсь, ты понимаешь, что заслужил это. — Ответа она не получила, потому решила продолжить: — Еще та показательная казнь брата Элен меня насторожила. Ты совершил ее не просто ради наказания, иначе не обдумывал бы так тщательно каждое действие. Дело в Элен, я права? Ты старался отгородить ее от всеобщих обвинений. Убей мы ублюдка просто так, сестру за глаза начали бы называть братоубийцей. Но получилось, что в казни стали виновными все без исключения. Они могли спасти умирающего, однако и пальцем не шевельнули. Эта вина не позволит им в дальнейшем обвинять Элен.