Джафар молча отвернулся. Ледяное отчаяние с новой силой окутало душу Алисон. Она вздрогнула, как от озноба. И только сейчас Джафар увидел, что тени удлинились и легли на землю черными полосами. Солнце зашло, и воздух мгновенно похолодел.
— Пойдем, — спокойно сказал он, — не стоит больше оставаться здесь.
И, подняв девушку, понес назад, но не в спальню, а усадил на шелковые подушки в большой комнате и даже нашел одеяло, чтобы укрыть Алисон, сам зажег лампы и опустил занавеску у входа в шатер.
Алисон уже в который раз была поражена его добротой и заботой, так противоречившими характеру этого безжалостного, гонимого жаждой мести человека. Сейчас в мягком свете лампы он выглядел совсем молодым и беззащитным.
Алисон, сама того не желая, не сводила глаз с Джафара, изучая идеально правильные черты лица, словно пытаясь отыскать ключ к разгадке. В нем словно жили два совершенно разных человека. Один — жестокий, опасный, беспощадный. Другой — мягкий, сострадательный и легко уязвимый, хотя Алисон сама не могла уяснить, почему так считает. Более того, в его душе обитают печаль и мрачные тайны, которые он не может ни с кем разделить.
И тут Алисон вспомнила рассказ Джафара о детстве. Как, должно быть, ужасно видеть гибель собственных родителей, быть вынужденным наблюдать зверские пытки и не иметь возможности шевельнуть пальцем, чтобы помочь!
А когда такой гордый и властный человек, как Джафар, подвергается подобным издевательствам…
Нет, она не может ненавидеть его за желание отомстить, защитить свой народ от алчных французов. Совсем не может ненавидеть…
Алисон закрыла глаза, намеренно пытаясь отрешиться от образа иного Джафара, созданного ее воображением. Ироническая улыбка тронула ее губы. В какой-то момент за последние дни, полные боли, страха и отчаяния, она оставила бесплодные попытки ненавидеть своего похитителя. И очень боялась, что недолог тот час, когда, верная предсказанию Джафара, станет безоглядно желать его.
Глава 14
— Они идут! Идут! — кричал Махмуд, врываясь в шатер Джафара на следующее утро. — Французские солдаты! Они идут!
Алисон, барахтаясь в подушках, с тревогой смотрела на мальчика. Она думала, что, когда настанет час битвы, она станет волноваться лишь за Эрве и дядю Оноре, но первое, что испытала, был страх. Страх за Джафара. Она никогда раньше не думала о том, что его могут ранить или даже убить, он всегда казался несгибаемым и непобедимым. Однако и он смертен. Пули и острая сталь рассекут его плоть, как и тело любого другого человека.
Повелительно подняв руку, чтобы немного успокоить мальчика, Алисон постаралась выбросить неотвязные мысли из головы и стала расспрашивать Махмуда. Тот почти приплясывал от возбуждения, забыв об изуродованной ноге.
— Хвала Аллаху! Мы нападем на французских шакалов!
Алисон сумела узнать, что высланным вперед берберским разведчикам удалось раздобыть важные сведения. Отряд французских кавалеристов был замечен у западных гор. Сотню всадников сопровождал артиллерийский обоз, в котором было не менее двух пушек. Алисон подумала, что пушки, вероятно, предназначены для осады, — разумная мера, если французы считают, что Джафар держит заложницу в горах.
Больше Махмуд почти ничего не знал ни о намерениях врага, ни о планах господина. Он утверждал, что отряд ведет генерал, хотя Алисон была уверена, что это Эрве.
— Сын свиньи! Черная кровь! — кричал Махмуд, потрясая кулаками. Зная, что вряд ли она добьется еще чего-то от взвинченного мальчишки, Алисон на подгибавшихся ногах подковыляла ко входу. Берберы готовились к сражению: чистили орудие, седлали лошадей. Мирное поселение неожиданно превратилось в военный лагерь.
Однако стоило ли их осуждать? Эти сыны природы не знали другой жизни. Для них война означала способ выжить, а безоговорочное повиновение вождю было долгом чести. Они готовы умереть по одному его слову, особенно Сафул. Сейчас он тоже седлал лошадей, среди которых был и любимый вороной скакун Джафара. По-видимому, Сафул будет рядом с вождем в битве и станет храбро сражаться не только ради славы, но и стремясь вернуть утраченное доверие господина.
И тут она заметила Джафара, быстро идущего через лагерь к шатру. Не желая встречаться с ним лицом к лицу, она поспешно отступила в дальний угол. Но предосторожность оказалась излишней. Джафар пристально оглядел темные уголки шатра, и Алисон поняла, что он ищет ее. Взгляды их встретились. Лицо Джафара было напряженным, в глазах светилось беспокойство. Алисон показалось, что Джафар хочет что-то сказать, но он молча скрылся в спальне и через несколько минут вернулся, одетый во все черное — шаровары, мягкие сапоги, бурнус и тюрбан.
— Я оставлю в лагере двадцать человек, чтобы защищать тебя и остальных женщин, — бросил он, пристегивая к поясу саблю с украшенной драгоценными камнями рукояткой.
Алисон не стала протестовать, хотя была убеждена, что мужчинам приказано не столько защищать, сколько охранять ее, но следующие слова застали девушку врасплох:
— Если случится так, что я не вернусь, им приказано проводить тебя в Алжир.
Алисон потрясенно уставилась на него, не обращая внимания на то, что он обещает вернуть ее домой. Джафар высказал вслух то, чего она подсознательно боялась. Ужасное осознание того, что она может никогда больше не увидеть его, наполнило Алисон безграничной тоской.
Если Джафар не вернется… Горло Алисон сжалось. Ей было невыносимо думать о таком. Девушка в отчаянии отвернулась, чтобы он не видел, как ей страшно. Она хотела умолять Джафара пощадить Эрве, но теперь все затмило абсурдное желание броситься на колени и просить Джафара не умирать.
Она чувствовала его пристальный взгляд, напряженный, изучающий. В комнате повисло бесконечное, тяжелое молчание.
Наконец Джафар подошел к ней. Алисон стояла застывшая, неподвижная, не противясь, когда Джафар медленно, нерешительно взял ее руки в свои.
— Алисон…
Она отказывалась взглянуть на него. И тут ей снова показалось, что Джафар хочет сказать что-то важное, вероятно, еще раз объяснить причины его мести Эрве, однако ничем не мог оправдать жажду насилия… так же, как и она не была способна смириться с его возможной гибелью. Больше говорить было не о чем.
Наконец он, вздохнув, отпустил ее, пробормотал несколько слов прощания, медленно повернулся и вышел. Боль подкралась неожиданно. Как она могла допустить, чтобы Джафар ушел в уверенности, что пленница его ненавидит и ей все равно, останется он в живых или погибнет?
Алисон попыталась побежать за ним, но ослабевшие ноги не держали. Споткнувшись у самого входа, Алисон едва не упала и, шагнув вперед, внезапно застыла. Перед ней предстало величественное зрелище — почти двести берберских воинов на гарцующих конях разворачивались строем. Полированная сталь оружия блестела и сверкала в лучах полуденного солнца. Они выглядели такими свирепыми и неукротимыми, как земля, на которой жили. Зеленое знамя джихада — священной войны — трепетало на ветру рядом с красно-черным штандартом Джафара. Джафар уже вскочил в седло великолепного черного жеребца, красивый и гордый, как пустынный ястреб.
«Пожалуйста , — молча молила Алисон. — Пожалуйста, береги себя ».
Он уже начал разворачивать коня, когда случайно увидел стоявшую у входа Алисон. Девушка глядела на него с таким тоскливым отчаянием, что Джафар сжался, не желая слышать слова, которые вот-вот могли слететь с ее губ. Она, конечно, попросит оставить в живых ее жениха, но этого он сделать не мог. Джафар ждал, не обращая внимания на брызги песка, летевшие из-под копыт лошадей.
— Пожалуйста, — прошептала девушка, так тихо, что Джафар еле расслышал. Но остальные слова застряли у нее в горле, а из светящихся глаз покатились крупные слезы. Осекшись, девушка прижала ладонь к вздрагивающему рту.
Джафар почувствовал, как разрывается сердце от наплыва горьких чувств, куда более сильных, чем он испытывал когда-либо. Не нужно быть мудрецом, чтобы понять Алисон, — она в который раз станет доказывать, что Бурмон ни в чем не виновен.