Зохра, должно быть, поняла, что умолять бесполезно, потому что после долгого, мучительного молчания опустила голову и направилась к выходу. Оказавшись на безопасном расстоянии, у сводчатого перехода, который вел на улицу, она, однако, остановилась, сжала кулаки и плюнула на землю.
— Проклинаю ее! — завопила она с такой злобой, что толпа, собравшаяся во дворе, слышала каждое слово. — Проклинаю неверную, которая называет себя женщиной сайда! Да погибнет она и все, что ей дорого!
И, мгновенно повернувшись, исчезла в проходе. Наступила гробовая тишина. Алисон почувствовала, что дрожит, и причиной тому была не только ядовитая злоба Зохры. Как ни ужасно, она вновь встала между Джафаром и его племенем.
Алисон осмелилась поднять глаза и обнаружила, что Джафар наблюдает за ней.
— Прости меня, Джафар, — с сожалением шепнула она. — Я не хотела доставлять тебе столько неприятностей.
— Ты ни в чем не виновата, — мрачно бросил Джафар и, отвернувшись, что-то резко приказал колдунье. Та послушно поковыляла прочь. Решительным взмахом руки услав слуг и просителей, он подозвал Махмуда.
— Скажи Сафулу, чтобы приготовил соколов и оседлал лошадь госпожи, — велел он и вновь обратился к Алисон: — Ты поедешь со мной на охоту.
И, видя ее вопросительный взгляд, пояснил:
— Ты ведь как-то выразила желание поохотиться, не так ли?
— Да, но ты не должен… чувствовать себя обязанным…
— Когда-нибудь, Эхереш, — перебил он, — ты поймешь, что я повинуюсь лишь собственным желаниям. И сейчас хочу загладить вину за то, что с тобой так жестоко обошлись в моем доме.
Внезапно свирепое выражение лица смягчилось, и Джафар улыбнулся, нежной, бесконечно чувственной улыбкой.
— А теперь иди и переоденься, милая, во что-нибудь, более подходящее для прогулки верхом.
Мгновение поколебавшись, Алисон кивнула. Как хорошо после дней, проведенных за «подобающими женщине занятиями», вновь почувствовать дуновение свежего ветра!
Она побежала наверх, радуясь, что проведет несколько часов вместе с Джафаром, и в этот момент совершенно забыла о тревогах и бедах, даже о Зохре с ее злобными проклятиями и мрачными предсказаниями.
Глава 21
Этот день она запомнит навсегда, станет хранить и беречь в сердце, вспоминать долгими вечерами, когда юность пройдет и неумолимая одинокая старость станет ее уделом.
Солнце светило ярко, в прохладном осеннем воздухе стоял смешанный запах конского пота и кедровой смолы. Джафар взял с собой на охоту только трех слуг, сокольничего, нескольких соколов и Алисон.
Она не разочаровала Джафара, поскольку много раз охотилась с соколами вместе с дядей Оливером, и поэтому без труда заслужила восхищение Джафара.
Точно так же, как он заслужил ее восхищение. Какое удовольствие — просто наблюдать за ним, быть рядом. При виде гордого берберского воина на неукротимом скакуне, держащего на рукавице золотоглазого сокола, у нее от восторга сжималось сердце. И, кроме того, Алисон не могла насмотреться на гордых птиц, высоко парящих в небе или неустанно преследующих добычу.
Однако Джафар почему-то был уверен, что до сих пор она вела жизнь замкнутую и уединенную. Едва они очутились в роще каменных дубов и обнаружили следы щетины на стволах деревьев, он велел Алисон держаться сзади. Они действительно встретили дикого кабана, и Джафар уложил его одним выстрелом.
— Только бербер мог так хорошо прицелиться с седла! — потрясенно подумала Алисон.
И только позже, когда Джафар отослал домой слуг, она поняла, что он привез ее сюда не только ради охоты. Сердце девушки тревожно забилось, но Джафар лишь улыбнулся ей чувственной, ленивой улыбкой и повел коней в глубь чащи, подальше от людей. Вскоре они поднялись на каменистый холмик и спустились в узкую горную долину, где густо росли олеандры, боярышник и ежевика, перепутавшись ветвями и не давая друг другу подняться выше почти непроходимых зарослей. Из скалы бил хрустальной чистоты родник и крошечным водопадом стекал вниз, образуя маленькое озерцо.
— Как прекрасно! — выдохнула Алисон, любуясь переливающимся серебром струй.
— Да, — тихо ответил Джафар, и, услышав знакомые хрипловатые нотки, девушка быстро повернула голову и поняла, что все это время Джафар пристально наблюдал за ней. Ястребиные глаза сверкали расплавленным золотом. Алисон затрепетала, а сердце тяжело заколотилось от сладостного предчувствия.
Ни слова не говоря, Джафар спешился, помог сойти Алисон, а потом, взяв ее за руку, повел по каменистому склону в небольшую пещеру, полускрытую зарослями.
Алисон каким-то уголком одурманенного мозга удалось понять, что камни, нагретые солнцем, были почти горячими, но она тут же забыла обо всем, целиком поглощенная Джафаром. Он сорвал с себя бурнус, одним коротким движением расстелил его на твердой земле и отбросил тюрбан. Когда он повернулся к Алисон, солнце вновь блеснуло в волосах, высвечивая белокурые пряди и зажигая буйное пламя желания в глазах.
— Ты и сейчас оттолкнешь меня, Эхереш? — спросил он негромко. И Алисон поняла, что ответ написан на ее лице, в глазах, во всем ее существе. Отвергнуть его все равно, что перестать дышать. Сейчас было не важно, не имело значения, что она по-прежнему остается его невольницей, а Эрве — пленником. Она больше не думала ни о прошлом, ни о будущем, ни о вине, ни об угрызениях совести, ни о предательстве. Ни о том, что хорошо и что плохо. Существовали лишь это мгновение, этот мужчина и эти неутолимые чувства всеохватывающего жара, голода и желания.
Джафар, поняв и увидев все это, резко втянул в себя воздух. Алисон успела только прошептать его имя, прежде чем он сжал ее в объятиях и начал целовать с такой безумной страстью, что у Алисон закружилась голова. Его губы обжигали, язык яростно ворвался в ее рот. Джафар стянул с нее платок, чтобы запутаться руками в волосах. Поцелуи, пламенные, беспощадные, отчаянные… почему же Алисон понимала и принимала это безумие, отвечая с таким же неистовством? Оно горело в ней… и Алисон жаждала ощутить его прикосновение, ласки губ и рук, хотела, чтобы он овладел ею, сделал своей, наполнил напряженной плотью.
Она прижала Джафара к себе, с силой, едва ли не равной его собственной, и услыхала, как он застонал. Его руки
обвились вокруг нее, притягивая еще ближе, неумолимо стискивая, словно он старался раздавить Алисон, но ей не было больно. Она чувствовала дрожь его желания, беспорядочный стук сердца, впивалась пальцами в мускулистые плечи. Сказать, что она ощущала бешеный голод, означало не сказать ничего. До сих пор она не знала настоящего значения этого слова и никогда не испытывала столь бесстыдного, отчаянного, пламенного, бесконечного желания, исступленной боли, которой пульсировало тело.
Наконец Джафар поднял голову и, прерывисто дыша, сжал ее лицо ладонями:
— Знаешь, как долго я мечтал об этом? — гортанно прошептал он. — Как стремился к тебе? Как тосковал по той минуте, когда ты снова окажешься в моих объятиях?
— Да, — пробормотала Алисон. — Я тоже хотела этого.
В другом ответе Джафар не нуждался. Алисон не помнила, как он срывал с нее одежду, расшвыривая тунику, широкие шаровары и прозрачную сорочку. С хриплым, неразборчивым возгласом он перегнул Алисон через свою руку и горячими губами припал к ее соскам, мгновенно закаменевшим от наслаждения, мучительного, почти болезненного.
— Джафар… пожалуйста… — только и смогла пролепетать она.
Джафар едва нашел в себе силы оторваться от нее и, подхватив на руки, уложил на разостланный бурнус, а сам встал на колени и поспешно избавился от кинжала и туники, но терпения на то, чтобы снять шаровары, уже не хватило. Он придавил Алисон к жесткому полу пещеры, ища губами ее губы. Язык глубоко проник в тесные глубины рта, преодолев преграду зубов, а пальцы властно искали источник женского наслаждения, скрытый между ее бедер. Она словно истекала медом в ожидании возлюбленного, встречая его влажным сладостным теплом. Джафар, едва сдерживая крик, высвободил пульсирующий, налитый кровью фаллос и широко раздвинул ее ноги.