Сторм увернулся и тут же почувствовал, что движения его несколько скованы и он проигрывает в быстроте. Но как и в лагере Нитра, он снова чувствовал в себе необычный подъем, переборовший физическую слабость. И все же скорость и реакция у него были уже не те.
Почувствовал это и Бистер, тут же отметив, что Сторм сейчас куда слабее, чем когда они впервые столкнулись между Портом и Гроссингом. И тут же ударил.
18
Сторм отбил удар, и лезвие скрежетнуло по лезвию. Но Сторму пришлось отступить. А Бистер, которому каждый шаг землянина назад добавлял уверенности, продолжал теснить его. Сторм попытался схитрить и развернуть Бистера против света, но тот не попался на эту удочку.
Землянин понимал, что в любой момент может позвать Сурру и быстро закончить это затянувшееся представление. Но он чувствовал, что с Бистером должен разобраться сам, один — сталь против стали — иначе он потеряет всякое уважение к самому себе и уже никогда не сможет руководить своей командой.
Они потеряли всякое представление о времени, настороженно кружа по каменистой площадке. После первого отчаянного натиска Бистер стал осторожнее и теперь стремился вымотать землянина. Сторм чувствовал влажную струйку на плече под одеялом, знал, что пластырь слетел и рана снова кровоточит. Если бой затянется, эта струйка высосет из него все силы и свяжет его, лишит скорости и подвижности. Тогда он уже не сможет увертываться, и Бистер легко оттеснит его под ослепляющий луч и приколет совершенно беспомощного.
Он судорожно пытался припомнить все, что он знал об этих созданиях хиксов. Им дали внешность, неотличимую от человеческой, обучили реагировать и действовать на людской манер. Но в глубине души они обязательно должны оставаться хиксами, иначе будут бесполезны для своих. Значит, хикс. Ну, так что может выбить из колеи этого закаленного разведчика? Что может по-настоящему напугать его, привести в ужас?
Сторм был еще в силах легко уклоняться, пританцовывать, уходить подальше от луча фонаря. Почему хиксы так ненавидят землян? Есть ли у этого их страха какие-то глубинные корни, и не удастся ли сейчас сыграть на этом?
Удар стали о сталь прервал его мысли. На этот раз он отбил нож почти у самой своей груди, и удар был так силен, что рука на время онемела. Спасло его только шестое чувство опасности, которое развилось за время работы с командой.
И вдруг истина вспыхнула в его мозгу так полно и отчетливо, словно кто-то подсказал ему. Сторм понял, в чем слабость хиксов, понял глубоко и полно, ведь и землянам была свойственна эта слабость, а народу Дине особенно. Странная слабость, порой оборачивающаяся силой и. главное, дающая человеку такое необходимое чувство защищенности и безопасности.
— Теперь ты остался один, — мягко сказал он на галактическом. — Твои родичи взорвались, Бистер. Нет больше корабля, готового эвакуировать тебя с Арцора. — Один, — один! — среди тех, кто ненавидит тебя. Ты никогда больше не увидишь родного дома, Бистер! Он остался среди недоступных для тебя звезд.
В этом неожиданном взрыве понимания до него вдруг дошло, чего ради хиксы разрушили Землю — они надеялись этим ударом в сердце Конфедерации вызвать ее распад. Но тут они просчитались. Слишком далеко зашли различия уроженцев земных колоний и самих землян, чтобы всех их можно было ввергнуть в шок простым уничтожением метрополии.
— Одиночество! — Он видел темные расширенные глаза Бистера и яркую искру отчаяния в их глубине. Под маской марионетки проглянула взволнованная и напуганная душа хикса. И теперь Сторму нужно было только крошить внешнюю скорлупу и помогать ей выйти наружу.
— Они никогда не вернуться за тобой, Бистер! Ни твои братья, ни боевые товарищи. Ты единственный хикс на Арцоре, и других не будет. — Сами собой всплывали в памяти все знания и слухи о захватчиках, их обычаях и обрядах, словно только и ждали, когда они понадобятся. — Кто прикроет твою спину, Бистер? Кто вспомнит твое имя, чтобы окликнуть тебя? Никто из твоих братьев даже не будет знать, что ты умер и пора отметить твой круг на Сотенных Таблицах во Внутренней Башне твоего родового поселка. Ты умрешь и исчезнешь навсегда, словно никогда и не жил. И не будет…
Кол Бистер дышал открытым ртом, щеки и лоб у него блестели от испарины. И все ярче разгоралась жесткая отчаянная искра в его глазах.
— Бистер умрет — и все. Не будет для него пробуждения в День Поминовения Всех Имен…
— Айаа!
Бистер бросился в атаку, но Сторм был готов к этому. Он уклонился с врожденной грацией древнего воина. К несчастью, нож Бистера зацепил серебряное ожерелье, висевшее на его груди, и лезвие слегка царапнуло щеку. Как и рассчитывал Сторм, натиск тяжелого тела Бистера отбросил их обоих на самый край площадки.
Сторм не рискнул продолжать здесь схватку. Бистер не был ранен, и его физических сил вполне хватило бы, чтобы смять сопротивление землянина. Сторм провел пару приемов командос, высвободился из этих тисков и снова оказался у скалы в относительной безопасности.
Бистер завизжал. На всю жизнь запомнил Сторм его безумные, переполненные ужасом глаза, в которых уже не осталось ничего человеческого. Каждое разумное существо должно верить, что в любом бою с ним весь его народ, вся его раса. У них один враг и одна ненависть на всех. Страх смерти отступает, если рядом с тобой твои братья, если есть радость исполнения общей воли. Но эту опору Сторм сумел расшатать и Бистер сейчас балансировал на грани безумия.