Деве-бей, старейшина рода Мансур, был младшим братом того самого Бакы-бея, что 30 лет назад сорвал московский поход Сахиба Герая. В отличие от своего мятежного родственника, Деве всегда был надежной опорой для хана. Попавшись в плен, бей старался ничем не выдать своего высокого звания и остаться неузнанным: в этом случае у него сохранялась надежда быть выкупленным или обменянным вместе с прочими рядовыми пленниками. Но все испортил бейский слуга, тоже захваченный на поле боя: когда русские стали допрашивать его о дальнейших планах ханской армии, слуга спроста сказал, что об этом следует спросить Деве-бея, присутствующего здесь же. Воеводы очень обрадовались своей неожиданной удаче, а бей лишился надежды на легкое освобождение.
Тем временем Девлет Герай, расставшись с надеждой догнать Ивана, готовился к вызволению Деве-бея. Из-за недостатка запасов в «гуляй-городе» уже начинался голод, и пяти-шести дней было бы достаточно, чтобы неприступное кольцо телег само начало рассыпаться. Однако ногайское войско, лишившееся командира, требовало немедленно освободить своего предводителя и не желало многодневной осады. Хану пришлось согласиться на штурм.
Решающая схватка произошла 11 августа. Крымцы и ногайцы атаковали «гуляй-город» и уже подошли вплотную к его стенам — как вдруг телеги с щитами разъехались в стороны, и из середины грянул пушечно-ружейный залп. Конница отхлынула назад, но оттуда уже гремели выстрелы незаметно зашедшего в тыл русского полка. Потери были еще более ужасными, чем вчера: у Девлета Герая погибли сын и внук, а многие мирзы и простые воины были захвачены в плен.
В эти часы в ханской ставке допрашивали русского гонца, попавшегося в руки крымских дозорных вместе с царской грамотой. В ней Иван извещал главного воеводу, что благополучно добрался до Новгорода и посылает оттуда к Москве многотысячную рать. Вывод был неутешителен: царь стал недосягаем, ханская армия фактически обезглавлена, Крым потерял важнейших командиров и двух принцев-Гераев, а теперь выясняется, что к врагу на подмогу спешит сильное войско…
На самом деле никакого войска к Оке не шло: гонец был специально подослан к хану, чтобы дезинформировать его — но, разумеется, крымский правитель об этом не знал. Хитроумный трюк удался: Девлет Герай решил отступать и, оставив на переправе 2 тысячи бойцов для прикрытия, повел свою армию прочь от Москвы.[689]
Вернувшись в Крым, Девлет Герай попытался возобновить переговоры с царем — но лучше бы он не делал этого, ибо, превратившись из победителя в просителя, хан лишь подрывал собственный авторитет. Девлет убеждал Ивана, что от обширной Московии не убудет, если она поделится землями, и даже признавался, что ему стыдно перед султаном за свою неспособность спасти Волгу.[690] Хан уже не претендовал на Казань и соглашался довольствоваться одним Хаджи-Тарханом, но, конечно, и сам понимал, что просьбами делу не поможешь. Неудивительно, что Иван IV не обращал внимания на его доводы.
Более того, царь начал мстить Крыму и его союзникам: Тин-Ахмед сообщал в Бахчисарай, что астраханские казаки разграбили и сожгли ногайскую столицу Сарайчик, и сурово упрекал хана: «Нам теперь нигде нет пристанища, а ведь это ты подговорил нас к походу на Москву».[691] Будучи не в состоянии повредить хану собственными силами, Иван IV обратился к украинским казакам, подговаривая их нападать на Крымский Юрт и обещая свою всемерную поддержку. Дне-провцев не пришлось долго упрашивать: их набеги на крымские пограничья стали ежегодными, а несколько раз им удалось прорваться и на сам полуостров, разорив ряд селений в Северном Крыму.[692] Ислям-Кермен вновь лежал в руинах, приднепровские равнины снова обезлюдели, и ханские сыновья стояли на подступах к Перекопу, перекрывая врагам дорогу на полуостров.
Ничего не вышло у Девлета Герая и с попытками спасти Деве-бея. Хан очень нуждался в его возвращении: многотысячные ногайские улусы, бежавшие в Крым из Поволжья, были беспокойным и трудноуправляемым сообществом, и держать их в повиновении умел один лишь Деве-бей, которого все Мангыты почитали едва ли не выше, чем самого хана. Эту нужду нельзя было показывать Ивану; и потому, прося царя об освобождении бея, Девлет Герай делал вид, что ничуть не заинтересован в его вызволении, и обращается лишь из сострадания к сыновьям Деве. Однако царь прекрасно знал, как трудно было хану управиться в Крыму без влиятельного соратника, и никуда не отпустил пленника. Вскоре Деве-бей, пребывавший в весьма почтенном возрасте, умер в плену: неволя окончательно подорвала силы старика.[693]Пора заметить, что и сам Девлет Герай был уже немолод: в год злосчастной битвы он отметил свое шестидесятилетие. Девлета Герая покидали силы: в последнее время его стал терзать мучительный недуг, из-за которого хан порой не мог сидеть ни в седле, ни на троне; в такие дни страдальцу приходилось принимать послов полулежа, облокотившись на софу.[694]
689
В. И. Бутанов,
Г. Штаден,
Н. М. Карамзин,
690
С. М. Соловьев,
В. В. Трепавлов,
692
С. А. Лепявко,
А. А. Новосельский,
693
В. В. Трепавлов,
С. Ю. Шокарев,