В конце апреля Гази II Герай сошел с борта турецкой галеры в Балаклавском порту, вернувшись в Крым после десятилетнего странствия по Кавказу, Ирану и Турции. Первым делом он разузнал о положении дел в ханском семействе: выяснилось, что Мурад с Сафой по-прежнему пребывают у русских; Алп объявил себя ханом и стоит с войсками у Ак-Кермана; там же находится и Фетх; Селямет охраняет Ор-Капы; а Мубарек прикрывает Керченский пролив. Гази Герай разослал всем своим братьям приказ немедленно отвести войска с позиций и прибыть в столицу. Единственным, кого он не желал видеть в Крыму, был убийца Мехмеда II, Алп Герай: будучи уверен, что тот не остановится перед очередным вооруженным мятежом, хан приказал казнить его. Прибыв 27 апреля из Балаклавы в Бахчисарай, Гази II снарядил еще двух гонцов — к Мураду и Сафе Гераям, приглашая обоих вернуться в Крым.[796]
Ханские братья повиновались приказу и собрались в Бахчисарае — все, за исключением бежавшего в Турцию Алпа Герая, а также Мубарека Герая, который переправился из Керчи в Черкессию и укрылся там. Встретившись с родичами в столице и выслушав их приветствия, хан отдал пост калги Селямету Гераю, а нурэддином назначил Вахта Герая — сына погибшего в иранском плену Адиля.
Не менее важной была и встреча с крымскими беями, на которой предстояло провести церемонию выборов. Строго говоря, присвоение Мурадом III ханского титула Гази Гераю явно противоречило крымской традиции престолонаследия: ведь старшинство в ханском роду принадлежало Алпу и Мубареку. Османские султаны и прежде вмешивались в споры Гераев за трон, но до сих пор выступали лишь как защитники древнего чингизидского обычая,[797] именно на этом основании отказав в свое время Гази I и Исляму I в пользу Саадета и Сахиба.
Однако на этот раз Мурад III не имел даже и такого формального довода в пользу своего кандидата, и потому был вынужден особо объясниться перед крымскими беями. В специальном послании, адресованном к знати Крыма, султан перечислял заслуги и достоинства Гази Герая, который долгие годы томился в оковах, отверг заманчивые предложения врагов, геройски бежал из плена, проявил мужество в боях и потому заслуживает исключительного вознаграждения. «Вы должны признать Гази Герая своим ханом и никогда не поступать вопреки его слову, — призывал султан. — Не дайте втянуть себя в беспорядки и не станьте изменниками своей веры, слушая речи разбойников и интриганов».[798]
Беи не стали перечить султану и подтвердили его выбор. Умный и отважный Гази пользовался среди них большим уважением, нежели Алп и Мубарек, да и растущая угроза со стороны Запорожья и Астрахани требовала, чтобы во главе Юрта встал опытный боец. Все политические соображения говорили в пользу Гази II Герая, он действительно был лучшим из всех возможных кандидатов в ханы — но вместе с тем, в крымско-турецких отношениях отныне появился прецедент, который со временем станет правилом: смену ханов будут определять не столько крымские обычаи, сколько личные симпатии османских правителей…
Тем временем, получив ханское послание, в Крым из своего изгнания направился Сафа Герай. Вслед за Сафою на родину потянулись и все прочие беженцы — десятитысячный клан крымских Мансуров со своим предводителем Арсланаем, а также опальные мирзы из родов Ширин и Яшлав. В начале июня Сафа Герай и его спутники прибыли на Чонгар, где их радостно встретили родичи, а хан, взявший в жены мать Сафы Герая, торжественно объявил вернувшегося изгнанника своим названным сыном.
Многим в Крыму, напротив, пришлось в эти дни изрядно поволноваться — тем, кому, по словам крымцев, «вольготно жилось при Исляме Герай-хане: они без вины убили много добрых людей, а у других разграбили имущество, и многие пришли к хану с жалобой на них».[799] «Будет большая ссора»,[800] — предрекали жители полуострова, и не ошиблись: ссора между возвратившимися изгнанниками и их обидчиками разразилась нешуточная. Опасаясь расплаты за свои неблаговидные деяния, калга Селямет Герай и ширинский бей Али бежали в Кефе. Сафа Герай погнался за ними, Спрятавшись за стенами османской крепости, Селямет Герай не отрицал своей вины и оправдывался: «Я бежал не от хана, а от недругов своих: приехал к хану Сафа Герай-султан и Арсланай-мирза, и множество ногайских мирз, а ведь мы у Сафы Герай-султана отца убили, а у Арсланай-мирзы — брата, Эсени-бея… А от смерти кто же не побежит…».[801]
796
797
A. Bennigsen, Ch.Lemercier-Quelquejay,
798
A. Bennigsen, Ch.Lemercier-Quelquejay,