Выбрать главу

Победа, в которой была спасена жизнь самого султана, стала грандиозным торжеством для османов. Герои сражения были щедро вознаграждены, а Чигала-заде назначен на пост главного везиря.

Так высшая должность при султанском дворе досталась давнему недоброжелателю крымского хана — тому самому командиру, чьи завистливые обвинения когда-то вынудили Гази Герая покинуть иранский фронт. Достигнув вершин власти, Чигала-заде сразу же решил свести старые счеты с Гази Гераем, тем более, что почва для этого уже была подготовлена прежним везирем. И когда на совещании у султана встал вопрос о награде для отважного Фетха Герая, Чигала-заде настоял, что такой наградой может стать лишь возведение героя на ханский престол, а своенравного Газайи давно пора отправить в отставку. Мехмед III согласился с везирем и подписал указ о назначении нового хана.

Когда Фетх Герай узнал о свалившемся на него подарке судьбы, он представил себе, чем может обернуться соперничество с грозным братом, и поначалу пытался отказаться: «Я не могу принять этого поста: он по праву принадлежит моему старшему брату, которого я почитаю, как отца». Но везиря мало заботило мнение калги, который был нужен ему лишь как орудие мести. Чигала-заде обнадежил Фетха Герая обещаниями всяческой помощи со своей стороны и убедил его принять ханский титул.[868]

Тем временем Гази Герай возвратился из Валахии в Крым, где и был встречен ошеломляющей новостью о своей отставке. Гази Герай умел хорошо воевать, и решил защищаться до последнего. Пример Мехмеда II Герая, который в одиночку восстал против султана и проиграл бой, убеждал, что для успешного сопротивления туркам понадобится целая международная коалиция.

Не теряя времени, Гази Герай разослал письма ко всем соседним правителям: польскому королю, австрийскому императору, господарям Молдовы, Валахии и Трансильвании и даже к запорожским казакам. Гази Герай извещал их, что порывает всякие отношения со Стамбулом, и приглашал вместе выступить против османов.[869]

Послания, составленные Гази Гераем в те дни, свидетельствуют, что поступок султана стал для него тяжким ударом: хана потрясла не столько потеря престола, сколько вероломная неблагодарность Стамбула, ведь Мурад III, утверждая Гази на престоле, обещал, что назначает его ханом пожизненно. Гази Герай с горечью сетовал в своих письмах, что ради славы дома Османов провел годы в иранской неволе, и что следы от тюремных кандалов до сих пор остались на его теле — а наградой за все страдания и подвиги стало унижение, которому подверг его ныне султан…[870] Свергнутый хан более не считал нужным скрывать то глубокое презрение к Мехмеду III, которое накопилось у него в сердце: «Человек ничтожный и лживый, — гневно писал он о султане, — неверный, рожденный рабыней; грех, что мы до сих пор ему служили!!!».[871]

За короткий срок своего пребывания на везирском посту Чигала-заде развернул кипучую деятельность и успел натворить немало бед: помимо устроенной им интриги вокруг крымского престола, он наложил такие тяготы на население империи, что многие подданные султана присоединились к восстанию мятежников-джеляли, разворачивавшемуся тогда в Анатолии. Поэтому торжество Чигала-заде продлилось недолго: через несколько месяцев Мехмед III отправил его в отставку.[872]Новый везирь, Ибрагим-паша, немедленно разъяснил султану, какой ошибкой было смещение Гази Герая. Новые беспорядки в Крыму не только лишат Турцию крымской военной помощи, но, пожалуй, и заставят отозвать с фронта драгоценные силы для усмирения взбунтовавшегося хана. Потрясения в Крыму неминуемы, даже если султан отменит свой указ о назначении Фетха — ведь у того тоже имелись влиятельные сторонники…

вернуться

868

Халим Гкрай султан, Розовый куст ханов или История Крыма, с. 49;

А. Ф. Негри, Извлечения из турецкой рукописи, содержащей историю крымских ханов, «Записки императорского Одесского общества истории и древностей», т. I, 1844, с. 385;

M. Kazimirski, Precis de I'histoire des Khans de Crimee depuis l'an 880 jusqu'en l'an 1198 de I'Hegire, «Journal Asiatique», t. XII, 1833, p. 429;

В. Д. Смирнов, Крымское ханство, с. 333–334.

вернуться

869

D. Skorupa, Stosimki polsko-tatarskie, 1593–1623. s. 69–70.

Насколько известно, это был первый проект военного альянса между Крымским Юртом и запорожским казачеством (если не считать описанного в одной из предыдущих глав предложения казаков Саадету II Гераю в 1584 году нанять их на службу для совместного противостояния османам).

вернуться

870

C. M. Kortepeter, Ottoman Imperialism During the Reformation, p. 164.

вернуться

871

D. Skorupa, Stosunki polsko-tatarskie, 1593–1623, s. 70.

В польском тексте документа — «poganiec, z niewolnicy sie urodzit». Слово «poganiec» («язычник»), очевидно, является переводом употребленного ханом термина «kafir» — «неверный». Цитируемая фраза, промелькнувшая в письме Гази Герая валашскому господарю, приоткрывает воззрения крымского двора на столь малоизученную сферу ханской жизни, как семейные отношения. Хорошо видно, что хан презирает султана ча то, что тот рожден бывшей рабыней. Мать Мехмеда III, Сафие, действительно была невольницей: урожденная венецианка по имени Чечилия Баффо, она в юности была захвачена турецкими пиратами, обращена в мусульманство, попала в гарем будущего султана Мурада III и со временем добилась большого влияния при дворе (C. Balim, Sqfiyye Walide Sultan, in Encyclopaedia of Islam, vol. VIII, Leiden 1995, p. 818a). Хотя в источниках встречаются полные списки имен жен Девлега Герая (А. М. Некрасов, Женщины ханского дома Гиреев, с. 216–217), имя и происхождение матери Гази II Герая остаются невыясненными. Но с учетом приведенного высказывания, можно не сомневаться, что она принадлежала к мусульманской родовой аристократии: многочисленные источники свидетельствуют, что Гераи во все эпохи предпочитали заключать браки с женщинами из высшего круга крымскота-тарской, ногайской и черкесской родовой знати. Этим женский состав ханского семейства коренным образом отличался от обитательниц султанского двора, которые были невольницами, купленными на работорговых рынках (M. Kravets, From Nomad's Tent to Garden Pa/ace: Evolution of a Chinggisid Household in the Crimea, «Toronto Studies in Central and Inner Asia», no. 7, 2005, p. 52–53). Происхождение т рабыни выглядело порочащим фактом не только в глазах Гази Герая, но и во всей традиции крымского двора с присущим ему культом аристократизма, столь отличавшим крымские государственные обычаи ог османских. Первые указания на происхождение отдельных членов рода Гераев от матерей-невольниц начинают появляться сравнительно поздно, лишь в XVII столетии (В. Д. Смирнов, Крымское ханство, с. 365). Лица, родившиеся от ханских рабынь, предстают в этих описаниях полноправными членами ханского рода, но сам характер указаний на их происхождение указывает на нетипичность такого обстоятельства для биографий представителей ханского дома.

Постигнуть отношение Гази Герая к Мехмеду III помогает и другой эпизод, имевший место осенью 1595 года во время мирных переговоров с Польшей после молдавского противостояния. Доверенный Гази Герая, Ахмед-ага, заявил, что хан своей славой не только не уступает султану, но и превосходит его (R. Hejdensztejn, Dzieje Polski od smierci Zygmunta Augusta do roku 1594, t. II, s. 355). В этой связи следует вспомнить, что подобное же отношение высказывалось некогда и Девлетом I Гераем в адрес Селима II. Можно видеть, что Гераи вполне осознавали большее благородство своего происхождения по сравнению с Османами, хотя и весьма редко заявляли об этом вслух.

вернуться

872

C. M. Kortepeter, Ottoman Imperialism During the Reformation, p. 150, 221.