В конце концов, прошения крымской знати возымели успех. Мехмед II признал, что Менгли Герая и впрямь стоит вернуть на родину: за три года, прожитые под пристальным надзором в Турции, крымский гость успел внушить султану достаточное доверие. В случае своего возвращения к власти Менгли Герай обещал стать добрым союзником Турции — тем более, что его противники-ордынцы, опасавшиеся союза Османов с Гераями, начали проявлять враждебность к султану (так, например, Джанибек в свое короткое правление успел пообещать венецианцам 200 тысяч бойцов для борьбы с турками[155]).
Поэтому весной 1478 года Менгли Герай на турецком корабле отправился в долгожданное обратное путешествие к крымским берегам. Он прибыл в Кефе — правда, двинуться далее ему позволено не было: видимо, султан, опасаясь нового взрыва вражды в Крыму, не спешил выполнять просьбу Эминека и желал сперва понаблюдать, как крым-цы отнесутся к появлению своего бывшего правителя. Менгли Герай был поселен в Кефе под присмотром, не имея права покидать пределов города.[156] Cтоит полагать, это очередное пленение было трудным испытанием для Менгли Герая: совсем близко за городскими стенами простирались знакомые холмы и равнины родного Юрта, а хан снова оказался заперт в Кефе и не мог повидать свой край. Менгли Герай писал султану о бедности и разрухе в той местности, где его поселили, и просил позволения сменить место жительства[157] — но Стамбул пока что молчал в ответ.
Народ был чрезвычайно воодушевлен возвращением своего прежнего правителя.[158] Видя это, Менгли Герай связался со своими сторонниками в Кырк-Ере. Старейшины ханской столицы обещали поддержать его возвращение и не признавать над собой иного правителя, взамен же хан клятвенно пообещал им всяческие льготы и милости.[159] Твердо убедившись в симпатиях соотечественников, Менгли Герай решил добраться до своей столицы, не дожидаясь соизволения Стамбула. Вскоре ему, как рассказывали современники, представился весьма неожиданный способ обмануть бдительность османских стражников.
Как-то раз в Кефе были устроены состязания местных джигитов в стрельбе из лука: на открытом ровном месте были вкопаны высокие столбы с перекладиной, к которой на тонкой нити была подвешена дорогая серебряная чаша. Удалец должен был на всем скаку пронестись между столбами, обернуться в седле назад и выпустить стрелу с серповидным наконечником. При метком попадании стрела перерезывала нить, и упавшая наземь чаша доставалась стрелку в качестве приза.
Менгли Герай тоже вызвался принять участие в соревновании. Он взял лук и поскакал к столбам, однако, пронесясь между ними, не стал разворачиваться и стрелять, а лишь сильнее пришпорил коня и умчался за пределы города, оставив своих сторожей в полной растерянности. За городом его уже дожидалась сотня верных товарищей. К Менгли Гераю стали стекаться люди со всего Крыма во главе с Эминеком. Вскоре хан занял Эски-Кырым, а затем двинулся на Кырк-Ер, где и взошел на свой трон.[160]
Нур-Девлет и Айдер сочли за лучшее покинуть страну. Общий провал примирил враждовавших братьев: они вместе ушли искать убежища у Казимира, который и поселил их в Киеве.[161]
Вернув престол и обосновавшись в Кырк-Ере, Менгли Герай отправил посла к своему новому союзнику и «старшему брату» — османскому падишаху.[162] Отношения, сложившиеся отныне между ханом и султаном, вовсе не означали, что Юрт превратился в турецкое владение. Ханство по-прежнему оставалось суверенным государством, а хан — суверенным правителем. Как и прежде, султан не мог командовать ханскими подданными или распоряжаться делами Юрта, а в ханской и султанской частях полуострова действовали разные законы и ходила разная монета.[163] Тем не менее, отныне на крымском правителе лежала обязанность предоставлять свои войска на помощь султану по первой его просьбе, да и в целом, в отношениях с падишахом хан считался теперь подчиненным лицом. Это, впрочем, можно было признать не столь уж и существенной потерей, если учесть, что потрясения последних лет — переворот, осада, плен и чужбина — поначалу и вовсе не оставляли Менгли Гераю надежды когда-либо вернуться на родину, а тем более на трон.
Кроме того, уния с Турцией несла в себе ту несомненную выгоду, что Османская империя была очень сильным союзником, и как раз теперь наступали годы, когда хану предстояло отчаянно защищать Крым от посягательств Орды, а султану — сказать свое веское слово в защиту Менгли Герая.
155
И. В. Зайцев,
157
160
И. Барбаро,
161
Ряд исторических сочинений добавляет к этому, что между ханом и султаном был заключен соответствующий договор (L. Langles,
162
В. В. Вельяминов-Зернов,
163
Признаками суверенитета правителя в мусульманском мире считалось право «сикке» и «хутбе» — т. е. право чеканить собственную монету и право быть поминаемым в пятничной соборной молитве, читаемой по всей стране. Это право осталось за крымской династией и после признания Менгли Гераем верховенства османского султана. См. также: A. Fisher,