Уладив дело с Ногайской Ордой и приняв ее в свое подданство, Мехмед Герай испытал большое облегчение — по его собственным словам, у него «сердце на место встало».[312] Повод к радости у хана и в самом деле был. Без всяких усилий со стороны Крыма, без сражений и кровопролитий, была устранена угроза с востока. Опасный союз между хаджи-тарханскими Намаганами и ногайцами рухнул сам собою, а бывшие противники превратились в добрых соседей и близких родичей.
Своевольное семейство
(1516–1519)
Отношения хана с Ахмедом Гераем — Ахмед Герай покидает Крым и пытается вести самостоятельную внешнюю политику — Попытки примирения — Ахмед Герай просит у султана помощи против хана — Гибель Ахмеда Герая — Заговор Ширинов
Если на внешнем фронте правление Мехмеда Герая началось с крупных побед, то во внутрикрымских делах хану пришлось столкнуться с серьезным конфликтом, главную роль в котором сыграл его брат Ахмед Герай.
Ахмед ничем не выделялся среди прочих сыновей Менгли Герая — за исключением, разве что, хромоты. Будучи следующим по старшинству братом после Мехмеда Герая, он с полным основанием претендовал на пост калги, и хотя отношения Мехмеда с Ахмедом были не слишком теплыми, в день воцарения нового хана Ахмед получил причитавшийся ему по обычаю чин. Это, впрочем, не принесло ему ожидаемого влияния и почета: вторым лицом в государстве фактически стал не он, а старший сын Мехмеда, Бахадыр Герай. Сам воспитав себе надежного помощника и советчика, Мехмед Герай поручал сыну все важные дела и полностью доверял его мнению, а Ахмед Герай оказался лишенным всякого веса при дворе. Придворные поговаривали: «У Бахадыр-султана в руках и отец его, и все люди — что он захочет, то и сделает».[313]
Невнимание хана и пересуды челяди глубоко уязвляли самолюбие Ахмеда Герая. Раздраженный тем почетом, которым пользовался при дворе племянник, Ахмед Герай досадливо сетовал: «Когда отец наш был хан — то он один и был ханом, а мы, дети, его слушались; и беи, и все люди его тоже слушались. А теперь брат наш хан, и сын у него — тоже хан, и беи у него — тоже ханы… Как не стало отца — мне от своего брата никакого почтения не было».[314]
Не вынеся такой жизни, оскорбленный калга покинул Крымский полуостров и удалился в свой удел на Нижнем Днепре у крепости Ак-Чакум (Очаков). Если, по его словам, при нынешнем дворе все были «ханами», то теперь «ханом» позволил себе стать и он сам, действуя в своем улусе как независимый правитель и не появляясь более в ханской столице. Может быть, Ахмед Герай рассчитывал, что Мехмед станет упрашивать его вернуться обратно — но тот не жаждал общения с вечно обиженным братом и, казалось, вовсе позабыл о нем. Почувствовав вкус к вольной жизни, калга решил самостоятельно заняться внешней политикой.
Если раньше Ахмед охотно участвовал в походах на московские окраины, то теперь, назло брату, вызвался быть верным другом Мос-ковии. Невзирая на мир, заключенный между Крымом и Литвой, Ахмед Герай намеренно посылал своего старшего сына Геммета в походы на украинские владения Литовского княжества, а Василию, напротив, писал длинные послания, полные дружественных заверений. Калга извещал князя о положении дел в ханстве и планах крымской армии, клялся непрестанно громить польского короля и строил фантастические планы совместного с Василием завоевания Киева и Вильна.[315] Ахмед Герай называл себя в письмах «холопом великого князя», чем неслыханно унижал достоинство ханского рода, а при встрече с московскими послами выводил перед ними своего младшего сына и демонстративно спрашивал его: «Чей ты сын?». «Я великого князя сын», — заученно отвечал мальчик, но московский посланец видел фальшь и писал в отчете своему правителю: «А что у него в сердце, государь, — кто знает…».[316]
Ахмед Герай заискивал перед московским князем, дабы тот поддержал его в борьбе против хана — но Василий III не верил его внезапно проявившемуся дружелюбию, относился к своему новоявленному «холопу» без всякого почтения и не воспринимал его всерьез: для Ахмеда не осталось секретом, что в какой-то беседе Василий назвал его «ни к чему не годным хромцом и глупцом».[317]
Мехмеду Гераю поначалу было мало дела до этой добровольной ссылки брата, но когда стало известно, что тот, помимо Московии, хочет завязать дружбу и с Хаджи-Тарханом, хан решил встретиться с Ахмедом. Калге было послано приглашение на заседание государственного совета. Посчитав, вероятно, что своим отсутствием он наконец-то заставил хана считаться с собой, Ахмед Герай отправился в Салачик. Но когда калга встретился с братом, оказалось, что дела хана отнюдь не разладились за год отсутствия Ахмеда при дворе, и что хан пригласил его вовсе не для того, чтобы покаяться перед ним. Мехмед Герай объяснил, что Крым нуждается в мире с Польшей и Литвой, а Ахмед Герай мешает этому, беспрестанно нападая на литовскую Украину. Хан попросил калгу, чтобы тот ушел из-под Ак-Чакума, примирился с королем и отправил к нему своего младшего сына Юсуфа (согласно обычаю, но которому сын или близкий родич одного правителя, гостящий при дворе другого, становился залогом мирных отношений двух стран).
313
В. Е. Сыроечковский,
Бахадыр Герай здесь наделен титулом «султан», что следует разъяснить подробнее. Слово «султан» использовалось во всем мусульманском мире в значении «государь», «правитель», будучи арабским аналогом тюркского титула «хан» («хакан») и персидского «шах» («падишах»). В Орде, Турции и многих других странах этим словом обозначался держатель высшей власти. И если в Турции эта традиция сохранялась на протяжении всего существования Османской империи, то в Крыму практика применения этого титула со временем изменилась. Вначале в Крыму (как и в Орде), «султаном» называли только верховного правителя (хана): здесь примером могут служить надписи Хаджи Герая на монетах («султан справедливый») и Менгли Герая на столичных постройках в Салачике («султан, сын султана»). Однако уже в первой половине XVI века ханов перестали называть «султанами», оставив этот титул только для тех представителей династии Гераев, которые никогда не занимали престола: ханских братьев, сыновей, племянников и т. д. Таким образом, в Крыму титул «султан» стал обозначать не самого правителя, а лишь его родственников. В этом значении его и следует понимать везде, где говорится о «Герай-султанах», «крымских султанах» и т. п.
314
315
В. Е. Сыроечковский,