Выбрать главу

Не вызывало сомнений, что московский князь назло крымскому хану пытается возродить из пепла дом Намаганов, с которым сообща боролись их предки. Мехмед Герай гневно возражал против этого, а крымские Ширины (чьи родичи занимали первые посты при касимовском дворе) заявляли, что пойдут войной на Касимовский юрт и выбьют оттуда ордынскую династию, — но ни хан, ни беи ничего не добились. В 1516 году Шейх-Авлияр умер, оставив трех сыновей-подростков: Шах-Али, Джан-Али и Тохтамыша. Старшего из них князь и вознамерился сделать казанским ханом, но до поры держал свой замысел в секрете.[336]

Что же касалось законного наследника казанского трона, Абд-уль-Лятифа, то в те времена было известно немало хитрых снадобий, позволявших быстро избавиться от неугодных лиц. Почти сразу же вслед за тем, как князь признал Абд-уль-Лятифа будущим ханом Казани и поселил его в Подмосковье, тот скоропостижно скончался от некоей таинственной болезни. Странная своевременность его кончины вызывала подозрения. Стараясь отвести их, слуги великого князя даже допустили к смертному ложу Абд-уль-Лятифа крымского представителя, дабы тот убедился в ненасильственной природе смерти.[337]Как и Мухаммед-Эмин, Абд-уль-Лятиф не имел сыновей: эти два бездетных брата оказались последними представителями династии Улу-Мухаммеда.[338] Теперь наследниками казанского трона по праву становились сводные братья казанских правителей: дети Менгли Герая. Младшего из них, Сахиба, отец с рождения прочил на волжский престол: еще в 1510 году, когда Нур-Султан ездила в Казань и Москву повидаться со своими сыновьями, Менгли Герай отправил с ней и девятилетнего Сахиба Герая, чтобы познакомить беев Казанского юрта с их будущим повелителем.[339] Законность такого порядка наследования не вызывала сомнений, и потому Мехмед Герай открыто сообщил Василию, что после смерти Мухаммед-Эмина в Казань будет отправлен Сахиб Герай. Князь лишь промолчал в ответ, не желая до времени раскрывать свои карты.[340]

В декабре 1518 года Мухаммед-Эмин, обессиленный мучительной болезнью, скончался. Весть об этом быстро достигла Крыма. Сахиб Герай был готов ехать в Казань — но тут в Крыму случился мятеж Ахмеда Герая, и хану пришлось отложить все свои ближайшие планы: и весенний поход на Хаджи-Тархан, и отправку младшего брата на казанский престол.

Тем временем Москва, давно уже поджидавшая этого момента, возвела на казанский трон своего ставленника Шах-Али. Прибыв в Казань под защитой русского военного отряда, тринадцатилетний хан подписал с великим князем вассальный договор. Зависимость Казани от Москвы не только возобновилась, но и значительно усилилась.[341] Крымские послы в Москве возмущались назначением ордынца в казанские правители — но бояре лицемерно разводили руками: мол, мы предлагали татарам в ханы родича Мехмеда Герая, но они отказались и настойчиво требовали себе в правители Шах-Али.[342]

Новый хан вызвал неприязнь подданных при первой же встрече: уродливая внешность юноши — огромный живот, короткие ноги, бабье лицо с длинными ушами — никак не соответствовала народным представлениям о царственном облике. Сами русские тоже потешались над его безобразием, добавляя: «Такого им, татарам, нарочно избрали царя в унижение и насмешку».[343] Очень скоро Шах-Али дал казанцам гораздо более серьезные поводы к ненависти: всеми делами юрта стал заправлять от его имени боярин Карпов, по татарской столице разгуливали отряды русских стрельцов, и все это весьма походило на чужеземное завоевание. Беи попытались втолковать хану, что ему не следует излишне потакать иноземцам — но в результате очутились в темнице, а кое-кто и на плахе.[344]

Казанские посланцы отправились в Крым. Они просили Мехмеда Герая прийти на помощь татарам и отправить в Казань, как было уговорено, младшего брата. И если вначале бунт калги помешал Мехмеду Гераю вовремя помочь казанцам, то теперь хан мог осуществить свой давний план. Весной 1521 года Мехмед Герай снабдил Сахиба Герая тремястами лучших воинов и благословил его в путь.[345] Малая численность отряда не должна удивлять: ведь речь шла не о захвате Казанского юрта крымскими войсками, а лишь о присылке правителя со свитой. Казанцы намеревались справиться с ненавистным Шах-Али и его стрельцами собственными силами.

Как только крымский принц появился в волжской столице, татары подняли восстание против московского засилья. Стоявший в городе русский гарнизон был истреблен полностью вместе с гвардией Шах-Али. В руки восставших попался и сам потомок Намаганов. Казанцы хотели немедленно казнить навязанного им в ханы чужака, но победитель, Сахиб Герай, удержал их от этой меры: каков бы ни был Шах-Али, он принадлежал к царственному потомству Чингиза, а проливать ханскую кровь считалось недопустимым деянием.[346] Во внимание следовало принять и молодой возраст хана-неудачника, оказавшегося марионеткой в чужих руках. Можно было надеяться, что урок пойдет юнцу на пользу, и в будущем Шах-Али воздержится от участия в сомнительных интригах иноземцев. (Забегая вперед, стоит отметить, что благие надежды Сахиба Герая не оправдались: повзрослев, Шах-Али превратился в заклятого врага Гераев, а татарам еще не раз пришлось испытать на себе его тяжелую руку тирана).

вернуться

336

Памятники дипломатических сношений, т. II, с. 377–378, 663;

В. В. Вельяминов-Зернов, Исследование о касимовских царях и царевичах, Санкт-Петербург 1863, с. 247–251;

И. И. Смирнов, Восточная политика Василия III, «Исторические записки», № 27, 1948, с. 24–27.

вернуться

337

М. Г. Худяков, Очерки по истории Казанского ханства, с. 72–73;

И. И. Смирнов, Восточная политика Василия III, с. 25, прим. 33.

вернуться

338

Мухаммед-Эмин и Абд-уль-Лятиф действительно оказались последними наследниками династии Улу-Мухаммеда, несмотря на то, что у них был брат по отцу — Худай-Кул, имевший собственных сыновей. Но еще в 1487 г. Худай-Кул был увезен из Казани в Москву в качестве пленника, обращен в православие и получил имя Петр. Сменив вероисповедание, он утратил всякие права на престол Казанского юрта и ничем, кроме происхождения, не отличался от русских бояр. В 1521 г. он оборонял Москву от Мехмеда и Сахиба Гераев. См.: С. Герберштейн, Записки о Москокии, Москва 1988, с. 170–171; В. В. Вельяминов-Зернов, Исследование о касимовских царях и царевичах, с. 177–189.

вернуться

339

Постниковский летописец, в Полное собрание русских летописей, т. XXXIV, Москва 1978, с. 10;

М. Н. Бережков, Нур-Салтан, царица крымская. «Известия Таврической ученой архивной комиссии», № 27, 1897. с. 14;

Памятники дипломатических сношений, т. II, с. 678.

вернуться

340

Памятники дипломатических сношений, г. II, с. 520, 597–598;

И. И. Смирнов, Восточная политика Василия III, с. 26.

Единое имя , которое носили ордынский (Улу-Мухаммед), крымский и казанский ханы, приведено в разных диалектных формах: так, для ордынских и казанских деятелей употреблена кыпчакская форма «Мухаммед», а для крымских — используемая в крымскотатарском языке форма «Мехмед».

вернуться

341

И. И. Смирнов. Восточная политика Василия III. с. 27.

вернуться

342

Памятники дипломатических сношений, т. II, с. 661.

вернуться

343

С. Герберштейн, Записки о Московии, с. 172;

В. В. Вельяминов-Зернов, Исследование о касимовских царях и царевичах, с. 258.

вернуться

344

История о Казанском царстве (Казанский летописец), в Полное собрание русских летописей, т. XIX. Санкт-Петербург 1903, с. 31;

М. Г. Худяков, Очерки по истории Казанского ханства, с. 80.

вернуться

345

Памятники дипломатических сношений, т. II, с. 678.

вернуться

346

История о Казанском царстве, с. 32.