В ханской семье царило ликование. Зима и начало весны 1523 года стали временем, когда давняя мечта Гераев стала явью: под крыльями Крымского Юрта, наконец, были собраны все земли Улуса Бату. Как говорили о Мехмеде I Герае, в эти дни он был преисполнен гордости.[364] Надо признать, у него были к тому все основания.
Участники похода самозабвенно праздновали победу, а приближенные ханских сыновей и вовсе чувствовали себя на вершине славы. Еще бы: теперь они стали первыми лицами при правителе Хаджи-Тарханского государства. В особенности ликовали слуги младших братьев Бахадыра — Гази и Бабы Гераев, и для некоторых из этих слуг искушение властью оказалось непосильным. Новоиспеченные управители, в одночасье скакнувшие высоко вверх по служебной лестнице, ринулись применять свои полномочия — и вскоре к хаканскому порогу стали стекаться хаджи-тарханцы, жалующиеся на самоуправство и притеснения.
Узнав о происходящих в городе безобразиях, Мехмед I Герай сильно разгневался. Он не для того шестнадцать лет готовился к взятию Хаджи-Тархана, чтобы теперь придворные служки разжигали своим поведением вражду к крымцам среди волжан. Он разыскал и строго покарал зарвавшихся приказчиков, а затем взялся и за сыновей, разбаловавших своих слуг.[365]Отцовское наставление о правилах управления государством наверняка прошло очень бурно, поскольку Гази и Баба вышли из ханского шатра сильно оскорбленными. Еще бы: они были уже не детьми, а мужчинами (Гази Гераю недавно стукнуло целых девятнадцать лет, а Баба был лишь немногим младше), и получать от отца нагоняи — да еще, наверняка, в присутствии подданных — было для них крайне унизительно.
К пылающим обидой молодым принцам тут же подступили некие беи. Очевидно, это были Ширины, которые с самого начала не желали идти в Хаджи-Тархан (ибо разжиться в пустынном краю было нечем, а ханская «слава» их заботила мало) и давно уже были раздражены благоволением хана к Мангытам.[366] Возможно, они и нашептали вспыльчивым юношам, что отец не должен обращаться с ними, как с младенцами, и что раз Мехмед Герай позволяет себе так унижать своих сыновей, то пусть сам и управляет покоренной страной. Эти или другие доводы привели безвестные благожелатели, но в тот же вечер Гази и Баба Герай вскочили на коней и вместе с беями (а заодно и с бейскими войсками) поскакали обратно в Крым.[367] Если отец настолько не ценит их — что ж, гордые принцы не держатся за свои новые посты и готовы вернуться домой.
Мехмед Герай далеко не сразу узнал о ночном бегстве своих сыновей и крымских беев, а Мамай-бей с братом Агишем уже были в курсе всех новостей и зорко наблюдали за событиями. Убедившись, что Гази с Бабою и частью крымских войск покинули Хаджи-Тархан, ногайские предводители принялись за дело: настал час осуществить тайный план, задуманный ими задолго до похода.
Перейдя несколько лет назад в крымское подданство, ногайские правители — Шигим, а затем Мамай — сделали это вовсе не по доброй воле, а лишь потому, что были изгнаны с родных мест казахами. Мехмед Герай, конечно, знал это, но наверняка надеялся, что гости обживутся в крымских степях и останутся здесь навсегда, как это было с ордынцами при Менгли Герае. Потому-то он, несмотря на нарекания крымских беев, и окружил ногайскую знать особым почетом. Однако гордых степняков это положение не устраивало. Ногайцы издавна привыкли подчиняться только своим собственным беям, и статус ханских вассалов был для них тягостен.
Пока в землях Ногайской Орды хозяйничали казахи, беженцам оставалось лишь смириться с властью крымского хана, приютившего их в своих владениях. Но грозный казахский правитель недавно умер, его подданные вернулись обратно в Среднюю Азию, и Ногайской Орде пора было возвращаться на прежние кочевья.[368]
Потому-то Мамай с такой готовностью и двинул свою многотысячную армию к Волге вслед за Мехмедом Гераем: он собирался вернуться в родные края и больше не появляться в крымских пределах. Но тут вырастала новая проблема: воцарение в Хаджи-Тархане Бахадыра Герая сулило ногайцам, что их орда, даже вернувшись на прежние земли, навсегда останется под надзором ханского ока. Этого Мамай-бей, конечно, не хотел.
У бея состоялся очень серьезный разговор с братом, который сказал, что ногайцы совершенно напрасно помогают крымцам в борьбе за Хаджи-Тархан. Влияние Крыма растет с каждым днем, и Мехмед Герай уже стал властелином Волги. Все закончится тем, — убеждал Агиш, — что невероятно усилившийся хан однажды захочет избавиться от Мамая с Агишем и убьет их.[369] Мамай согласился, что это вполне возможно. И действительно: почему бы хану, воцарившему родичей над всеми волжским ханствами, не поставить кого-нибудь из своих сыновей и над Ногайской Ордой?
364
И. В. Зайцев,
В. В. Трепавлов,
365
В. Д. Смирнов,
Халим Гирай султан,
366
Об этом Ширины заявляли в своем послании к Саадету Гераю. Желая настроить султана против хана, они добавляли, что Мехмед Гсрай хочет взять Хаджи-Тархан ради того, чтобы объединиться затем с персидским шахом против османов
367
В. Д. Смирнов,
Халим Гирай султан,