И тогда беями был сделан шаг, который во многом определил дальнейшую судьбу Крымского Юрта: Мемиш-бей Ширин препоручил вопрос о выборе хана османскому султану, и все присутствующие охотно согласились с ним. Тогда ширинский предводитель лично отправился за море к Сулейману I с просьбой прислать в Крым Саадета Герая.[380] Долго настаивать на этой просьбе ему не пришлось. Хотя османские султаны уже почти полвека числились «старшими братьями» Гераев, все же они до сих пор не считали себя вправе вмешиваться в дела наследования трона Чингизидов — этого не сделал даже суровый Селим при всей его личной неприязни к Мехмеду Гераю. Но теперь полномочные вожди крымского народа, каковыми считались беи, сами пригласили Стамбул стать верховным судьей и арбитром в этом вопросе. Как покажут грядущие столетия, это их приглашение дорого обойдется Крымскому государству, но предугадать последствия своего поступка Мемиш-бей и его единомышленники не смогли.
3 июня 1523 года Саадет Герай сошел с борта турецкого судна на пристань Кефе в сопровождении отряда янычар.[381] Имея теперь от роду 31 год, он прожил в Турции целых 12 лет, прежде чем вновь увидел родину. Саадет вернулся в Крым совершенно другим человеком — и не только потому, что стал старше. Готовя себя к ханской карьере, за время проживания в Стамбуле Саадет Герай внимательно присматривался к турецким порядкам и с присущей ему остротой ума усваивал все увиденное.
Наследнику дома Гераев действительно было чему поучиться у дома Османов. Султанская династия за короткий срок превратила свое государство в одну из могущественнейших держав того времени. Годы пребывания крымского принца в Стамбуле совпали с чередой крупных побед османского оружия: в 1514 году Селим I разгромил персов и присоединил к империи обширные области на востоке, а в 1517 году, когда после завоевания Сирии и Египта ему подчинились Мекка и Медина, султан обрел звание халифа — верховного правителя всего мусульманского мира.[382] Его сын и преемник, Сулейман I, продолжил расширение империи — теперь уже на запад, стараясь продвинуть турецкие границы выше по Дунаю, до Венгрии и Австрии.
Саадет Герай, верно послуживший Селиму I в борьбе за престол, оказывал ему услуги и в последующем (например, подавляя бунты в Анатолии). Султан высоко ценил своего зятя: по словам турецких хроник, он не только дал Саадету Гераю самое лучшее образование, но и стал его ближайшим другом. Между турецким правителем и крымским наследником установились самые теплые и доверительные отношения.[383]
Саадет окунулся в атмосферу пышной роскоши и утонченной культуры, царившую при османском дворе. Селим I был известен в истории не только как завоеватель, но и как поэт, писавший изысканные стихи на персидском языке.[384] Его примеру последовал и Саадет Герай, став одним из первых крымских ханов-стихотворцев.[385] Но стамбульский опыт Саадета Герая не ограничивался лишь представлениями о составе османской армии, устройстве придворного штата и различии стихотворных размеров. Крымский наследник получил там и другие уроки, которые вскоре весьма отчетливо дали знать о себе в деятельности хана.
Устройство турецкого и крымскотатарского государств сильно разнились между собой. В отличие от Крыма, где хану приходилось делить свою власть с советом родовых старейшин, в Турции вообще не существовало понятия родовой аристократии. Султан был вправе назначать на высшие государственные посты любого кандидата (пусть даже самого низкого происхождения) по своему выбору, и жизнь этих чиновников всецело находилась в руках падишаха.[386] Султан был единственным источником власти в стране, и его власть была абсолютной, ничем не ограниченной. Проживая в Стамбуле, Саадет Герай постоянно видел перед собой пример могучего единовластного правителя, который ведет страну от победы к победе совершенно самостоятельно и не нуждаясь в том, чтобы кто-либо обсуждал и утверждал его решения.
Наконец, в придворной жизни османской столицы был еще один нюанс, который также повлиял на Саадета Герая. Дело в том, что при всем своем великолепии турецкий двор отнюдь не был райским обиталищем сладкоголосых поэтов. Царственное величие соседствовало тут с бесчеловечной тиранией, а изысканная утонченность — с изощренной жестокостью, и человеческая жизнь стоила здесь очень дешево. Закон Мехмеда II Фатиха гласил: «Ради блага государства один из моих сыновей, которому Аллах даст султанство, может законным образом умертвить своих братьев. Большинство улемов считает это допустимым».[387] Потомки Мехмеда II порой прибегали к этому дозволению. Селим I, недаром прозванный Грозным, в борьбе за власть истребил не только родных братьев и племянников, но, как уже говорилось, был заподозрен и в отравлении собственного отца. Стоит здесь вспомнить и о массовом, от детей до стариков, истреблении Селимом сорокатысячного шиитского населения в Анатолии в 1513 году, и о его намерении уничтожить всех христиан Османской империи, которых спасло лишь давнее обязательство Мехмеда II не притеснять иноверцев.[388] Все это очень отличалось от крымских обычаев, где хан не мог и помыслить о казни беев, в чем бы те ни провинились; где гибель Ахмеда Герая явилась вопиющим исключением и была лишь следствием прямого военного мятежа калги.
380
M. Kazimirski,
Халим Гирай султан,
В. Д. Смирнов,
381
А. Малиновский.
382
Г. Іналджик,
В походе на Египет 1516–1517 года погиб принимавший в нем участие младший брат Саадета Герая — Мубарек Герай (Халим Гирай султан.
384
А. Кримський,
В. Д. Смирнов,
386
Так, например, Селим I сменил при себе множество везирей, безжалостно казня их одного за другим за малейшие провинности. Среди турок даже возникло выражение «Чтоб тебе быть везирем при султане Селиме!», что было равнозначно пожеланию смерти (см. А. Кримський,
387
Г. Іналджик,
Фраза «ради блага государства» может быть уточнена как «ради порядка мира» (H. Inalcik,