Спорить с ханом беи не стали: они уже успели убедиться в бессмысленности препирательств с новым правителем. Следуя примеру османских падишахов, Саадет Герай не менял своих решений. «Не видали мы такого, чтобы он сказал слово, а потом бы его переменил… Крепко правит, прямой человек» — признавали беи, добавляя, что хан ненавидит ложь и не позволяет лгать никому в своем окружении.[401] Отдавая должное твердому характеру своего правителя, крымские беи, тем не менее, имели немало оснований к разочарованию в нем.
Саадет Герай, которого они ранее столь горячо поддерживали и столь настойчиво звали в Крым, оказался вовсе не тем, кого они ожидали увидеть. Новый хан вел себя на крымском престоле не как суверенный государь, а едва ли не как наместник османского правителя, беспрестанно ссылающийся на авторитет падишаха. «Нашему хану султан — как будто родной отец. Он у него там жил и вырос, и какие он видел обычаи у турецкого султана — те же и у него обычаи» — отмечал бей рода Барын.[402]Побывав в Стамбуле, Саадет Герай навсегда остался очарован им. Он даже называл «пригородом Стамбула» свою столицу — Кырк-Ер с Салачиком.[403] Хан окружил себя турками и наполнил ими свой двор, перестроив его штат по османскому образцу. В ханской ставке появились прибывшие из Турции многочисленные служители с экзотическими должностями наподобие хранителя ханской одежды и хранителя ханской сабли, служителя при ханском колчане, особая иерархия должностей при ханской конюшне и целый отряд портных во главе с собственным старшиной.[404]
Но особый вес среди турецких слуг Саадета Герая имела другая их категория: ружейные стрелки, янычары-привратники и пушкари.[405] Эти люди умели управляться со «стратегическим оружием» ханства: артиллерией, которой вскоре предстояло послужить не только щитом для крымских границ, но и весомым аргументом хана в разрешении споров с подданными. Хан любил и жаловал своих гвардейцев: он выписывал им тарханные грамоты, освобождая от налогов и предоставляя различные привилегии.[406] Слуги подобного рода имелись и у Менгли с Мехмедом, однако прежние правители прежде всего считались с мнением крымской аристократии, а находившиеся при них янычары знали свое место среди родовитой придворной знати. Теперь же при дворе наступило настоящее засилье иностранцев. По отзывам беев, первыми советниками хана стали янычары, которые, сверх того, позволяли себе чинить насилие над местными жителями.[407] Это глубоко оскорбляло местную аристократию — тем более, что эти влиятельные турецкие придворные были низкого происхождения и получали бейские титулы не по благородству своих фамилий, а лишь за усердные услуги правителю.
Если смотреть с позиций сегодняшнего дня, то нововведения Саадета Герая по укреплению ханской власти и замене староордынской «военной демократии» абсолютизмом османского образца носили прогрессивный характер: установление в стране строгого единоначалия могло бы избавить Крым в будущем от множества потрясений. Однако Саадет Герай оказался плохим реформатором: его явное пренебрежение к крымской знати и попустительство произволу иноземных прислужников вызвали в стране очередной раскол.
Линия раскола пролегла даже внутри отдельных кланов: так, например, одна часть Ширинов во главе с Бахтияр-мирзой приняла сторону хана, а другая, возглавленная старейшиной рода, Мемиш-беем, перешла в оппозицию к правителю.[408] Мемиш-бею, который лично привез из Стамбула этого хана, оставалось лишь признать свою ошибку и задуматься о новой кандидатуре на крымский престол.
Тем временем за пределами Крыма кипели бурные события, отголоски которых достигали и полуострова. Пока турецкий султан сражался с Венгрией, поднялось антиосманское восстание в новозавоеванном Египте; в Средиземноморье возобновились ожесточенные бои турок с венецианцами за остров Родос; а на востоке против османов начал собирать силы персидский шах. Падишаху, на чью помощь и поддержку так рассчитывал Саадет Герай, теперь было не до Крыма. Сулейман отправил Саадету Гераю послание, посоветовав ему жить в мире со своими подданными (ибо случись сейчас что в Крыму — султан ничем не сможет помочь своему любимцу).[409]
406
В. Григорьев,
408
В. Е. Сыроечковский,
В. F. Маnz,