По дороге от Казани к Крыму Сахиб Герай случайно набрел на кочующего по приволжским степям Агиш-бея с его свитой. Завязалась схватка, в которой ногайский вождь, очевидно, и погиб[428] — так Сахиб Герай выполнил забытое Саадетом обещание отомстить за кровь Мехмеда I Герая.
То, что случилось с казанским правителем по прибытии на родину, уже известно из предыдущей главы: Саадет Герай встретил брата с крайним неудовольствием, бросил ему обвинение в трусости и отправил Сахиба под арест в Балаклавскую крепость. У Саадета Герая был свой резон в изоляции неугомонного брата: ведь Сахиб, как и Саадет, носил титул хана — а ведь еще мудрый Менгли Герай вспоминал старую поговорку про тесный котел…
Пока Сахиб Герай, обреченный на бездействие, в отчаянии наблюдал за морем, кипящим под красными утесами Балаклавы, Сафа Герай в Казани постигал науку управления государством — и уроки, что преподносила ему жизнь, не оставляли места для ученических ошибок. Летом 1524 года Василий III бросил на Казань огромные силы, снабженные хорошей артиллерией. Пожалуй, как и предполагал Сахиб Герай, татарам и впрямь было бы не совладать с таким натиском, но делу помогли сами московские воеводы, из рук вон плохо организовавшие свой поход. Подвластные казанскому хану черемисы (марийцы) донимали русских непрестанными налетами и сумели перекрыть поставку продовольствия. Московские полки дошли до самых стен Казани, но так и не решились приступить к штурму. К городу явился и Шах-Али: он предложил Сафе Гераю сдать Казань, но тот ответил, что согласен решить вопрос только оружием.
Во вспыхивавших время от времени вооруженных стычках потери несли обе стороны; в одной из них Сафа Герай потерял своего аталыка— воспитателя и первого советчика. Русским так и не удалось одержать перевеса ни в кавалерийских атаках, ни в пушечном обстреле Казанской крепости. В конце концов, им пришлось отвести свои войска и заключить перемирие, о котором уже давно мечтали и казанцы, и многие московские военачальники. Между Казанью и Московией был заключен мирный договор, по которому Василий признал Сафу Герая законным правителем Казанского юрта.[429]
Дождавшись в балаклавском плену вестей об этих событиях, Сахиб Герай наверняка испытал немалое облегчение: подвластная ему страна выстояла и без внешней поддержки, а племянник заставил Москву считаться с собою. Позиции Сафы на волжском престоле выглядели прочными, Казань осталась под крылом династии Гераев, и Сахиб Герай не стал возвращаться туда из Крыма. Сперва его вынуждало к тому заключение (впрочем, оно не продлилось долго, и уже осенью того же 1524 года он получил свободу), а вскоре у Сахиба появились и другие важные причины не покидать полуострова.
События в Крымском ханстве вскоре развернулись таким образом, что Саадету Гераю очень пригодилась помощь младшего брата, столь поспешно обвиненного им поначалу в трусости.
Материнская клятва
(1524–1527)
Ислям Герай заявляет о своих правах на трон — Сахиб Герай спасает хана из окружения мятежников — Примирение Сахиба и Саадета Гераев — Новый бунт Исляма Герая срывает московский поход Сахиба Герая — Казнь Мемеш-бея Ширина и изгнание Исляма Герая
Поход на Польшу, в который Саадет Герай отправил четырех султанов, закончился бесславно для хана: схватившись на переправе через Днепр с отрядами литовского князя, крымцы понесли крупные потери.[430] Непросто узнать, о чем беседовали беи и мирзы на обратном пути в Крым, усаживаясь летними ночами вокруг костров. Можно предположить, что они жаловались друг другу на новые порядки в стране и с тоской вспоминали времена Менгли и Мехмеда Гераев. Между тем, среди походных шатров крымского войска стоял и шатер Исляма Герая — старшего сына Мехмеда, который тоже был недоволен ханом. Беи задумались о том, что приход к власти Исляма Герая мог бы положить конец реформаторским экспериментам Саадета и вернуть те исконные порядки, при которых страна процветала в прежние годы.
429
С. Герберштейн,
С. М. Соловьев,
И. И. Смирнов,
Sh. Daulet,
430
Б. Черкас,