Путь к Москве крымцам был известен. Ведомо было и то, что на карте похода есть одно трудное место: переправы через Оку, на которых крымское войско могло стать уязвимой мишенью для московских пушек. Но здесь оказал помощь князь Бельский, проводивший крымскую армию к удобной малоизвестной переправе, которой мало кто пользовался. Русские не рассчитывали, что хан будет пересекать реку именно здесь, и потому оставили в этом пункте лишь две сотни стрельцов, которых янычары без труда разогнали пушечными выстрелами. Теперь следовало поскорее соорудить плоты, переправиться через Оку — и тогда ничто не смогло бы удержать крымское войско в последнем коротком марше на Москву.
Передовые отряды ханской армии уже высаживались на противоположном берегу, когда Сахибу Гераю донесли, что Бакы-бей, мирно сопровождавший его всю дорогу, намерен воспользоваться случаем и расправиться с ханом. Бей ждал, пока хан взойдет на плот и окажется на середине реки — тут-то он и планировал расстрелять хана с берега и провозгласить правителем Крыма сына Исляма Герая.[520]
Явных доказательств к этому не было, и потому, не спеша с обвинениями, Сахиб Герай предложил Бакы-бею, чтобы Мансуры тотчас переправились на другой берег. Бакы категорически отказался, убеждая хана, что тот должен пересечь реку первым. Хан повторил приказ — и бей снова воспротивился, чем окончательно выдал свои намерения. Сахиб Герай продолжал настаивать на своем, Бакы не повиновался. В препирательствах прошел день, а после захода солнца переправляться стало поздно.
Наутро противоположный берег уже был заполнен московскими войсками, которые за ночь срочно подтянулись к переправе и целили свои пушки в ханский стан. Силы противника быстро росли: узнав, где стоит хан, воеводы устремились к Оке со всех окрестностей. Между двумя берегами началась орудийная перестрелка.
Возможность переправиться была упущена безвозвратно: русские без труда расстреляли бы из пушек ползущие наперерез течению плоты, и здесь не могла бы помочь даже османская артиллерия. Сахибу Гераю оставалось лишь развернуться и возвращаться в Крым: по милости предводителя Мансуров дорога на Москву была теперь наглухо закрыта.[521]
Сахиб Герай долгие годы мечтал об этом походе; он уже второй раз выступал на Москву из Крыма — и второй раз не мог достичь цели. Досаднее всего было то, что преградой на пути хана встало не столько сопротивление противника, сколько вероломство собственных подданных. Прощать этого было нельзя.
Трудно представить, чего хану стоило сдерживать себя, возвращаясь в Крым бок о бок с Бакы, — но за всю дорогу Сахиб Герай не упрекнул его ни словом. Хан позволил себе излить охватившую его досаду лишь в письме, которое отправил с дороги московскому князю: «Благодари Бога, — писал Сахиб, — что твой час еще не пробил, и благодари Бакы-бея, из-за которого мы не успели переправиться через Оку. Сначала мне нужно убить волка в моей собственной овчарне и очистить мой сад от чертополоха и колючего кустарника — а затем я займусь и тобой».[522]
Вскоре армия миновала Перекоп, и перед ней развернулись горизонты Крыма. Бакы с Ак-Биби повернули в свой удел — гёзлевские степи, а Сахиб Герай направился далее, к столице.
Через некоторое время к Бакы-бею прибыл ханский гонец с известием, что хан намерен, как и обещал, сыграть свадьбу Ак-Биби и приглашает жениха с братом прибыть в столицу. Бакы понял, что хан отложил серьезный разговор с ним лишь для того, чтобы их беседа состоялась не в степях, в окружении мансурского войска, а в ханской столице, при секбанах и дворцовой страже. Отказавшись от путешествия в Бахчисарай якобы по причине болезни, бей направился за пределы полуострова, к берегам Днепра: он собрался бежать из Крыма. Бакы мог бы тотчас, не медля ни минуты, умчаться от хана с несколькими сотнями своих слуг — но он не пожелал уходить налегке и решил увести за собой в Ногайскую Орду все подвластные ему мансурские улусы с их главным богатством: конскими табунами.
520