Ради столь масштабного предприятия следовало обзавестись союзниками в соседних государствах, и Девлет Герай стал искать путей к миру с Ногайской Ордой и Хаджи-Тарханским юртом. Стараясь добиться дружбы ногайского бея, хан немедленно распустил по домам уцелевших воинов Али-мирзы, что уже около четырех лет пребывали в крымском плену, а затем пригласил ногайцев к совместному походу на Московию. Молодые ногайские мирзы горячо поддержали эту идею, но Юсуф-бей не желал в открытую конфликтовать с Иваном, в заложниках у которого находились его дочь и внук, и уклончиво ответил Девлету Гераю: «Много друзей — как один друг, а один враг — как много врагов».[580]
Одновременно Девлет Герай отправил послов и к хаджи-тарханскому хану Ямгурчи, который после разгрома Сахибом Гераем начал было искать покровительства у Москвы. Девлет Герай старался убедить его, что Крым более не намерен враждовать с Хаджи-Тарханом, а напротив, предлагает ему союз.[581]
Недоверчивые соседи все еще раздумывали над предложениями Девлета, а русские войска уже поднимались на Казань. Хан не мог далее тратить времени в ожидании ответа союзников и был вынужден действовать в одиночку. Стратегия Девлета Герая заключалась в том, чтобы дождаться отхода Ивана IV к Казани, после чего привести крымские войска под стены Москвы, нанести удар по русской столице и тем самым отвлечь противника от завоевательных планов на востоке.
Вскоре хану сообщили, что московский правитель со всеми своими силами уже покинул столицу и выступил к Волге. Тогда Девлет Герай тронулся в путь. Впереди он послал одного из своих сыновей с семитысячным отрядом, а сам отправился следом, сопровождаемый янычарами и артиллерией, необходимой для предстоящего штурма кремлевских стен.
Крымское войско добралось уже до Рязани, когда выяснилось, что разведка крупно подвела хана: на самом деле Иван IV еще не ушел к Казани и со всеми своими войсками стоял неподалеку от Москвы, ожидая подхода крымцев. Ханская стратегия утратила всякий смысл. Девлет Герай решил было повернуть обратно, но беи, не желавшие возвращаться с пустыми руками, посоветовали ему взять хотя бы Тулу, лежавшую неподалеку. Хан послушался их совета и осадил тульскую крепость, однако и тут ему не повезло: разнеслись вести, что Иван движется на защиту города, ведя за собой сильную армию. Схватка с основными силами русских войск не входила в планы Девлета Герая. Ему пришлось прекратить осаду и повернуть в Крым, а московские воеводы шли за ним по пятам и громили отстававшие крымские отряды.[582]
Так правление нового хана началось с досадной военной неудачи, а Иван IV мог теперь спокойно отправляться на Казань. Крым уже не был для него помехой — по крайней мере, в текущем году.
В августе 1552 года столица Казанскою юрта была окружена московской армией, численность которой впятеро превосходила количество защитников города. Судьба Казани была предрешена. В начале октября русские прорвали оборону и захватили город. Описания этого события полны жестоких сцен: женщины и дети были перебиты либо уведены в плен, а мужское население Казани истреблено почти поголовно.[583] Иван вошел в разграбленный город, посетил опустевший ханский дворец и, уезжая, распорядился загасить тлевшие еще пожары и убрать с улиц завалы трупов. Шах-Али, на всю жизнь оскорбленный неприязнью казанцев, не упустил случая тоже явиться на пепелище и лично поздравить своего покровителя с разгромом Казанского юрта.[584]
Вряд ли те татарские приверженцы Москвы, что годами боролись за усиление русского влияния в Казани, ожидали подобного итога своей деятельности. В пожарах пылали их собственные жилища, лавки и амбары, а земля была густо укрыта мертвыми телами их родственников и соотечественников. Казанские вельможи прекрасно различали «своих» и «чужих» татар — но русским стрельцам, пришедшим грабить богатый город, не было дела до этих различий, и они рубили «басурманские» головы направо и налево, не спрашивая о политических предпочтениях.
Поистине, Стамбул избрал самый неподходящий момент для вмешательства в крымские дела и смены хана. Зловещая интрига везирей против неугодного Сахиба Герая увенчалась полным успехом — но, как оказалось, ценой этого успеха стала гибель Казанского ханства.
Падишах предоставил хану самому разбираться с последствиями казанской катастрофы. Чуть ранее Сулейман уже написал Девлету Ге-раю, что доверяет ему самостоятельно принимать все решения, связанные с волжским и московским направлением внешней политики.[585] Эти слова, конечно, были знаком высокого доверия к хану и признания наследственного права Гераев распоряжаться судьбами Великого Улуса — но что толку было в словах, если теперь судьбой обширного северного юрта распоряжался иноземный завоеватель…
580
В. В. Трепавлов,
И. В. Зайцев,
581
В. В. Трепавлов,
И. В. Зайцев,
582
Н. М. Карамзин,
С. М. Соловьев,
583
М. Г. Худяков,
Sh. Daulet,
Хан Едигер остался в живых, был схвачен и приведен к Ивану. Он спас свою жизнь, обратившись в православие. Переименованный в Симеона Касаевича, Едигер прожил при московском дворе еще 13 лет (М. Г. Худяков,
584
С. М. Соловьев,
585
A. Bennigsen, Ch. Lemercier-Ouelquejay,