Следующей весной Кан-Темир с отрядами из Буджака и Добруджи снова громил Галичину, летом в сторону крепости Хотин на польско-молдавском пограничье двинул огромную армию султан, а вскоре туда подтянулись и крымские силы: падишах заставил участвовать в своем грандиозном походе и хана Джанибека, и калгу Девлета, и нурэддина Азамата Герая.
Сражение, грянувшее под Хотиным 2 сентября 1621 года, стало одной из крупнейших битв в Европе начала XVII века: в нем сошлось более сотни тысяч османов, крымцев и буджакцев против шестидесяти тысяч поляков и украинцев. Стороны обменивались яростными ударами, возобновляя атаки вновь и вновь на протяжении четырех недель. Скоро выяснилось, что в этом сражении удача отвернулась от османов: хотя они и удержали свои позиции, потери султанской армии были втрое больше, чем у польского войска. Две огромных армии сцепились в смертельном клинче, не в силах сдвинуть одна другую с места.
Джанибек Герай шел в этот поход с большой неохотой, стремясь поскорее вернуться домой — видимо, хан сильно тревожился за покинутый без надзора Крым. Желая увести своих бойцов подальше от гибельного артиллерийского огня, он просил позволения распустить крымцев по Украине, чтобы те опустошали территории противника — но падишах приказал оставаться на месте: привилегия легкого добычливого похода уже была отдана буджакцам.[85]
Кан-Темир, бросаясь из-под Хотина вглубь украинских земель и возвращаясь обратно к султанской ставке, обильно одаривал падишаха захваченными там невольниками и всевозможным добром. Его войска немало помогли османам, перекрыв противнику всякое сообщение с Польшей и отбивая польско-казацкие атаки. Султан, восхищенный щедростью и доблестью Кан-Темира, назначил его наместником Силистрийского эялета — большой османской провинции, что охватывала весь западный берег Черного моря от Днестра до болгарских земель. Столь молниеносный карьерный взлет мирзы очень не понравился Джанибеку Гераю: выходило, что бывший ханский подданный получил везирский чин и при случае, чего доброго, попытается командовать самим ханом! Джанибек Герай пытался было возражать против назначения Кан-Темира, но Осман II не стал его слушать.[86]
Когда битва уже подходила к концу, султан, наконец, позволил крымскотатарским отрядам поживиться в польских владениях, однако Джанибек Герай уже не хотел идти никуда, кроме как обратно в Крым. В итоге войско, не слушаясь хана, унеслось с калгою и нурэддином на украинские пограничья, а хан остался в одиночестве — его покинула даже собственная гвардия, которая предпочла отправиться в набег вслед за всеми прочими и вознаградить себя обильной добычей за месяц изнурительного противостояния.[87]
Хотинский поход погубил карьеру Джанибека Герая. Наблюдая за его поведением, Осман II заподозрил, что хан намеренно саботирует кампанию. В Стамбуле уже ожидали было, что падишах казнит хана, но султан удержался от крайних мер и лишь излил на крымского правителя поток своего гнева, припомнив ему позорный разгром в Персии и обвиняя в бабьей трусости: «Ты достоин смерти, — бушевал Осман, — и я пощадил тебя лишь ради заслуг твоего брата Девлета Герая»![88] Заслышав о казни хана, эту идею поддержали и польские посланцы, готовившие перемирие с турками: они потребовали, чтобы султан обязался покарать хана смертью, если тот после заключения мира вновь нападет на Польшу. Османы отвергли это предложение, но обещали снять хана с престола, если тот позволит себе поступать подобным образом.[89]
Это было не последним из унижений, что пришлось пережить в те дни Джанибеку Гераю. Когда поляки потребовали, чтобы мирный договор был заключен не только с султаном, но и с ханом, везирь лишь отмахнулся в ответ, презрительно бросив о Джанибеке Герае: «Хан — невольник султана. И государство его, и голова в воле и в милости падишахской».[90] Без сомнения, эти слова стали сильным ударом по гордости хана, столь заботившегося о своем престиже наследника ордынских владык в глазах польского соседа.
Стороны сошлись на том, что Варшава и Стамбул удержат своих подданных от взаимных набегов, король будет посылать хану дары в знак военного союза с ним, а дипломаты подготовят окончательный мирный договор между двумя державами. Порешив на этом, Осман II приказал своей поредевшей армии поворачивать обратно и еще раз повторил этот приказ для буджакцев и крымцев, широко рассыпавшихся по Украине: им было велено тотчас покинуть королевские владения и вернуться по домам.[91]
86
Т. Роу, английский посол в Стамбуле, писал, что успехам османской армии посодействовал не столько хан, сколько Кан-Темир-мирза, который теперь в милости у султана
88
А. А. Новосельский,
90
L. Podhorodecki, N. Raszba,
Главным мотивом таких предложений со стороны османов было вовсе не нанесение ущерба престижу крымского хана, а совершенно иные соображения. Турция неоднократно обращалась к Польше с подобной просьбой, соглашаясь даже довольствоваться меньшею суммою, чем та, которую требовали от королей крымские ханы. Но ответом Варшавы всегда был жесткий отказ, и пояснялся он тем, что такие подарки (независимо от конкретной суммы, в которой они выражались) имели в международных отношениях прежде всего символическое значение, четко отображая «табель о рангах» между государями соседних держав.
Как уже говорилось, польские правители, в отличие от московских, никогда не были вассалами ордынских ханов, и потому их ежегодные упоминки в Крым в сути своей являлись не пережитком вассальной дани, а своего рода «компенсацией» за формально «уступленную» им Тохтамышем часть ордынских владений — Украину с прилегающими территориями. Это позволяло польским королям сохранять полное равенство в отношениях с крымскими ханами (и даже более того: в дипломатической риторике Речпосполитой порой негласно проявляется склонность намекать на верховенство польского двора над крымским: это следует из многочисленных заявлений Варшавы о «службе» крымских ханов польским королям, а также о королевских упоминках как награде за эту «службу»).
Однако ситуация с Турцией была совершенно иной. Варшава не владела территориями, которые были бы подвластны в прошлом османам, и потому единственным поводом платить упоминки могла бы являться лишь ее вассальная зависимость от Стамбула. И потому, сколь ни были бы малы эти упоминки в денежном отношении, — единожды получив их, Османская империя обрела бы полное право считать Реч-посполиту зависимым и подчиненным себе государством. Потому-то польские послы, вручая султанам на аудиенциях королевские подарки, всегда особо подчеркивали, что это не дань с Польши, а лишь персональный дружеский презент лично от короля. Впрочем, существовало одно условие, при котором Варшава соглашалась на выплату упоминок Стамбулу: это стало бы возможным, если бы Османская империя отдала Речпосполитой Молдову с Валахией. В этом случае Турция получала бы плату на том же основании, что и Крым: за уступленную территорию. Однако, в свою очередь, османы не могли принять такого условия.
91
О ходе Хотинской битвы 1621 г. см.: