Реджеб-паша не мог убежать из города вслед за всеми, ибо доложить султану о сдаче Кефинской провинции означало верную смерть. Бросив якорь своей галеры поодаль от берега, паша отправил к хану посыльного. Казаки и крымцы, стоявшие на крепостных стенах, взяли было лодку парламентера на прицел — но тот крикнул, чтобы его проводили к правителю.
Мехмед Герай стоял близ Эски-Кырыма. Он не последовал за братом в Кефе: ведь лишь переступи хан границу своих владений, как Стамбул с полным основанием обвинил бы его в вооруженном захвате османских земель. Именно в этом и попытался укорить хана парламентер, но Мехмед Герай прервал его:
— Слушай, чорбаджи, ты препираться, что ли, с нами пришел? Так теперь не время спорить. Тебе неизвестны те насилия, которым я подвергался от дома Османского! — возмущенно воскликнул Мехмед и поведал всю историю своих бедствий, рассказав о тюрьмах, побегах и ссылках, об интригах стамбульского евнуха и о постыдной торговле ханским титулом за взятки.
— Слова ваши, мой государь, совершенная правда, — выслушав хана, ответил посланник Реджеб-паши, — но как вам теперь угодно решить? Если вы не оставите Кефе, это станет причиной большой войны. Пусть будет, как было: ханство по-прежнему останется за вами, а за Шахином Гераем звание калги, только будьте добры с домом Османским: возвратите захваченных в плен людей и орудия и выведите из Кефе татар.
Все посмотрели на калгу, в чьих руках находился теперь Кефе. По-видимому, Шахину Гераю не хотелось возвращать завоеванный им город. Но хан не желал войны со Стамбулом — и потому, смолчав, калга отдал решение вопроса бейскому собранию, которое приняло предложение османов.[157]Через несколько недель чауш, прибывший от султана, доставил Мехмеду Гераю указ о подтверждении его ханского титула. Спасая свой престиж после позорного разгрома, Мурад IV пояснял, что поход против хана был самоуправством везиря, а падишах якобы ничего не знал о нем.[158] Мехмед Герай принял эту игру и снова заявил, что не бунтует против султана: надев на плечи присланный падишахом парчовый халат, он с показным смирением поцеловал и приложил себе ко лбу заветный указ. Его почтительность никого не могла обмануть: всем было ясно, что хозяином положения ныне является вовсе не султан, а хан.
Если Мехмед Герай демонстрировал османам крайнюю учтивость и дружелюбие, то его брат намеренно сыграл на этой встрече совершенно противоположную роль. Желая устрашить чауша, калга на глазах у него устроил показательную казнь двух воров, приговоренных к смерти за ничтожную провинность. Намек был ясен: та же судьба постигнет всех, кто посмеет противиться крымским правителям, и в этом Шахин не остановится ни перед чем.[159]
Итак, Мехмед III Герай оставался ханом. Под грохот праздничного салюта он вошел в Кефе, но уже не как завоеватель, а как почетный гость. Вокруг него столпились с поздравлениями слуги Джанибека Герая, бросившие прежнего господина и перешедшие на сторону победителя (среди них был даже знаменитый Бек-ага, гонявшийся когда-то за Шахином по буджакским степям). Поцеловать полу ханского халата явились и родичи хана — пятеро сыновей Селямета Герая: Азамат, Мубарек, Ислям, Сафа и Мехмед, которые прибыли из Турции вместе с Джанибеком, стали свидетелями его краха и предпочли остаться в Крыму. Хан приветливо принял их и назначил Азамата Герая своим нурэддином на место погибшего Чобана.[160]
25 сентября 1624 года в Кефе было устроено большое празднество.[161] Повторное воцарение Мехмеда III Герая стало для братьев днем окончательной расплаты по давним счетам: ведь ровно сорок лет назад был низвержен и убит Мехмед II Герай — а теперь его внуки, пройдя через те же испытания, торжествовали победу и султан оправдывался перед ними!
157
В. Д. Смирнов,
J. von Hammer-Purgstall,
160
А. А. Новосельский,
При Джанибеке Герае Азамат Герай также занимал пост нурэддина.