Долго задерживаться на Днепре калга не мог: его ждал Буджак. Шахин поднял свое войско и двинулся в путь, пригласив казаков следовать за собой.[171] Но военная помощь союзников в этом походе не понадобилась: ногайцы согласились мирно покинуть Буджак. Видимо, после неудачной схватки с Конецпольским будлсакские мирзы уяснили, что им негоже ссориться сразу и со Стамбулом, и с Бахчисараем — и потому уговорили Кан-Темира повиноваться приказу калги. Предав огню все, что не могли увезти с собой (дабы добро не досталось казакам), они проследовали за Шахином Гераем обратно к Перекопу.[172]
Пока буджакские степняки вновь расставляли свои кибитки на берегах Сют-Су, окрестные степи наполнялись их дальними сородичами с востока: обитателями Большой Ногайской Орды.[173] Предводитель переселенцев, Ак-мирза, просил Шахина Герая, чтобы тот освободил Нижнюю Волгу от московского господства, под которым его орда вконец ослабла. Шахин Герай, радуясь прибытию гостей, разослал гонцов в Поволжье, призывая тамошних ногайцев переселиться ближе к крымским владениям.[174] Несколько его посланцев попались в руки астраханских воевод — и русские власти забеспокоились: не задумал ли Крым вернуться к давнему спору с Москвой за бывшие ордынские владения на Волге?
Основания к такой тревоге имелись. В отличие от своего брата, Шахин Герай не желал мириться с Московией, и царь уже успел убедиться в этом. В разгар кефинской кампании в Керчи остановился корабль с турецкими и русскими послами, направлявшимися из Москвы в Стамбул. Шахин заподозрил, что две державы, объединенные общей враждебностью к Польше, что-то замыслили и против восставшего Крыма. Послы были задержаны, и Шахин Герай явился лично допросить их. Стараясь выведать тайные планы царя и султана, он бранил падишаха последними словами и клялся, что рано или поздно захватит Стамбул.[175] Так ни о чем и не дознавшись, он велел, чтобы послы были казнены, их слуги распроданы на невольничьих рынках, а дорогие подарки для султана (соболиные меха и охотничьи кречеты), обнаруженные в посольском багаже, отосланы в дар шаху Аббасу.[176] Демарш калги грубо нарушил общепринятые посольские обычаи, но возымел свое действие: контакты Москвы и Стамбула прервались на несколько лет, что и требовалось Крыму.
Так и теперь, очередное русское посольство, прибывшее к хану, встретило у калги довольно суровый прием. Явившись к Шахину, московские гости застали его в саду: тот пировал с гвардейскими командирами и Ак-мирзой. Не тратя времени на дипломатические вежливости, калга заговорил о донских казаках, которые нынешней весной в морском набеге под Гёзлев учинили невиданные ранее жестокости над жителями окрестных сел.[177] Русские, по обыкновению, оправдывались, что царь не властен над этим беглыми холопами, но Шахин Герай оборвал их:
— Послушайте-ка, что я скажу. Вот, я помирился с запорожцами, и они, хотя и ходят сейчас по морю вокруг всего Крыма, не причиняют нам никакого вреда. А что это за мир у нас с вами: вы приходите просить о мире, а донские казаки тем временем непрестанно нападают. Не забыто и прежнее ваше вероломство: вы свергли с Казанского и Хаджи-Тарханского юртов наших ханов и велели умертвить в Астрахани нашего отца Саадета Герай-хана и дядю Мурада Герай-султана.
Вспомнив о погубленных родичах, Шахин пришел в ярость: встав, он разорвал царское письмо и двинулся к посланникам; товарищи едва удержали его от рукоприкладства. «Если б они не были послами — я велел бы изрубить их на части!» — бросил Шахин, остывая. В доказательство того, что его благосклонность не купить никакими подношениями, он без сожаления роздал присланные ему царские дары сидевшим вокруг мирзам и агам, а мешок с деньгами велел разрезать и на глазах у послов рассыпать в траве по всему саду. На прощание калга заставил московских гостей выпить вина (те напрасно отнекивались, ссылаясь на пост), набросил на них по халату в качестве ответного подарка и отправил восвояси. Если Шахин Герай хотел произвести на русских сильное впечатление — это ему, несомненно, удалось.[178]
Шахин Герай и прежде заявлял, что Крым должен вернуть захваченные Московией волжские ханства, освободить от царских казаков Дон с Тереком и построить крепость на реке Куме.[179] Не бросая слов на ветер, калга стал готовить поход на Московию. По его замыслу, нурэддин Азамат Герай с Кан-Темиром должны были отвлечь царя ударом по южным границам, а Шахин тем временем планировал подступить к Астрахани, занять ее и повернуть к Дону, чтобы разогнать оттуда казаков.[180] Для штурма Астраханской крепости требовались пушки и ружья — и кал-га призвал на помощь запорожцев. Те разделились во мнениях, стоит ли предпринимать этот восточный поход, но в итоге прислали к Шахину Гераю восьмисотенный отряд.[181]
171
А. А. Новосельский,
Казаки не приняли активного участия в этой кампании: их мысли были заняты сейчас прожектом большого весеннего похода на Стамбул. Автором замысла был османский авантюрист Яхья, объявлявший себя сыном султана Мехмеда III от греческой принцессы. По утверждению Яхьи, в детстве он был тайно увезен матерью в Македонию и крещен, получив имя Александр. Теперь Яхья-Александр странствовал по дворам разных европейских правителей, заявляя о своих правах на османский престол и безуспешно прося средств на организацию антитурецкой лиги. Зимой 1624 г. он появился и на Запорожье. Он уверял казаков, что к весне испанский король и флорентийский герцог пришлют ему галеры, войска и деньги, что в Османской империи его ожидает 130-тысячное войско из греков, болгар, сербов и албанцев. Призывы Яхьи нашли горячий отклик среди казаков, 18 тысяч которых собралось в весенний поход на Турцию, и оставалось лишь дождаться прихода денег из Италии.
Будучи на Днепре, Шахин Герай пожелал встретиться с Яхьей. Казаки отнеслись к этому настороженно, опасаясь, что калга захочет заполучить его в свои руки. (Их опасения были обоснованны: конечно, Шахин Герай не мог признать за этим самозванцем право на османский престол, при том, что в Стамбуле уже несколько лет всерьез говорили о возможности воцарения над Турцией Гераев). Сам Яхья тоже отказался от встречи, оправдываясь, что его удерживают казаки. В итоге Шахин Герай пообещал, что если запланированный казаками и Яхьей поход состоится, он пришлет им на помощь всю крымскую армию.
Заручившись поддержкой запорожцев, Яхья-Александр отбыл к московскому двору. Здесь ему отказали во всякой помощи, запретили вербовку донских казаков и через Архангельск выслали морем в Европу. В Московии была еще свежа память о двух собственных самозванцах, тоже объявлявших себя царскими сыновьями, скликавших антитурецкую лигу и сильно усложнивших отношения Москвы с Турцией и Крымом (М.Грушевський,
172
S. Przylеcki.
А. А. Новосельский,
176
А. А. Новосельский,
Приняв этот подарок, Аббас попал в неловкое положение: ему пришлось оправдываться перед русскими посланниками в Иране, что он никаким образом не причастен к дерзкой выходке калги.
178
С. Фаизов,
179
А.А. Новосельский,
180
А. А. Новосельский,
В. Д. Сухоруков,
181
Сомнения казаков объяснялись тем, что в походе на Астрахань им пришлось бы выступить против Московии, которую часть казаков рассматривала как возможного союзника в грядущем восстании против короля. Кроме того, после разгрома османским флотом казацкого рейда под Трапезунд летом 1625 г. казаки сочли, что калга ведет «двойную игру» и сообщил османам об их вылазке. Украинцы высказали калге свои подозрения и даже грозили разрывом союза; Шахину Гераю пришлось улаживать этот конфликт (В. А. Брехуненко,