Повелители двух материков. Том. 2: Крымские ханы первой половины XVII столетия и борьба за самостоятельность и единовластие

«Шахин Герай враждует с Джанибеком Гераем, но какое мне дело до них? — с притворным возмущением отвечал туркам Стефан Хмелецкий. — По мне, так пусть бы земля разверзлась и поглотила их обоих, ибо они со своими татарами постоянно нарушали мир Польши и Турции… Вы пишете, что он у казаков, — но лишь Богу ведомо, где он скрывается по полям и островам, среди рек, озер и болот».[274]

На самом же деле и Хмелецкий, и Зигмунт III были прекрасно осведомлены о местонахождении и планах Шахина Герая, который сам извещал их об этом в письмах. Едва вернувшись из-под Перекопа, неукротимый калга стал готовить новый бросок на юг. Он решил повторить поход ранней весной, сразу после ледохода, когда казаки станут легче на подъем, а турецкие галеры еще не успеют выйти в Черное море.[275] Надежды на успех были тем основательнее, что у крымских изгнанников появился новый союзник: Касим-бей, предводитель Малой Ногайской Орды, и Мехмед III Герай отправился на Кубань, чтобы весной привести к Днепру отряды малоногайской конницы.[276]

Провал осеннего похода сильно разочаровал короля, но все же он позволил казакам попытать счастья еще раз: правительство понимало, что изголодавшиеся за зиму выписчики весной непременно отправятся в новые рейды, и для Польши было безопаснее, чтобы вместо грабежа турецких портов они добывали себе пропитание на службе у Шахина Герая.

И действительно: с наступлением весны на Запорожье потянулось огромное множество казаков. Хмелецкий не без удивления докладывал королю, что их собралось почти столько же, сколько в свое время при Хотине — то есть, около 40 тысяч человек![277] Ожидая полного сбора, Шахин Герай не терял времени: он насылал своих всадников на крымские пограничья в низовьях Днепра, распугивая с тамошних пастбищ ногайские улусы.[278]

Джанибек Герай был начеку. Уже в марте он послал Девлета Герая с Кан-Темиром стеречь Ор-Капы, а в конце апреля присоединился к ним и сам.[279] Три недели спустя к хану поступили тревожные вести из столицы: пока крымское войско стоит на страже северных границ, враг нацелился в самое сердце полуострова!

Как выяснилось, запорожская флотилия в 5–7 сотен бойцов высадилась ночью где-то на юго-западных побережьях и, пройдя лесами, на рассвете вышла к крепости Мангуп-Кале. Эта природная твердыня в нескольких часах езды от Бахчисарая, бывшая столица княжества Готии, славилась своей неприступностью, и здесь даже не считали нужным держать большой гарнизон.[280] Но казаки смогли прорваться в крепость, и разорили ее дотла. Они знали, куда шли: ханский двор издавна хранил в Мангупе свои ценности,[281] и добыча, собранная здесь, оказалась поистине сказочной.

Однако жители мангупской округи вышли навстречу налетчикам и сумели отогнать их назад. Те, разбегаясь по лесам, бросали трофеи наземь — и теперь ханскими сокровищами обогатились храбрые селяне. Уцелевшие казаки отошли в море и еще несколько раз пытались повторить свои атаки. Видя, что под угрозой оказалась сама столица, семейство и слуги Джанибека Герая на всякий случай покинули Бахчисарай и направились вглубь степей, под защиту ханского войска.[282]

Этот морской набег был призван отвлечь хана от Перекопа (и казаки, схваченные в море турками, на допросах признавались, что вышли помогать Шахину Гераю[283]), но Джанибек, несмотря ни на что, не стронулся с места: он поджидал своего главного врага.[284]

На Днепре все было готово к походу. 18 мая на Запорожье состоялась рада, и союзники подтвердили все свои прежние взаимные обязательства — с той разницей, что недавно вернувшийся с малоногайским подкреплением Мехмед Герай присягнул лишь перед своими мирзами, а присягу перед поляками и казаками поручил брату. Награда оставалась прежней: каждый боец получал 10 золотых и коня.[285]

После этого казаки двинулись на юг, а братья со своими земляками задержались еще на несколько дней, ибо шел к концу священный месяц рамадан, и мусульманское воинство дожидалось окончания поста. Когда же на небе засиял серп новой луны, Мехмед с Шахином поднялись в путь и быстро нагнали союзников у днепровской переправы: те стояли, распределяясь по полкам и обсуждая дорогу к Перекопу. Вопрос был жизненно важен, ведь огромному войску требовалось надежное снабжение водой, а близ перешейка, как показала осенняя экспедиция, источников не было. Гетман хотел идти в обход через Качкири, где можно было пополнить водные запасы — но в войске поднялся ропот, памятный по прошлогоднему походу: желая сократить дорогу, казаки требовали идти через Каланчак. Увы, это оказалось не единственным поводом к спорам. В рядах казаков возобновились давние раздоры по поводу гетмана: часть войска сохраняла верность нынешнему, а часть избрала себе другого командира — и 29 мая войско продолжило путь уже с двумя предводителями.[286]

274

S. Przylеcki, Ukrainne sprawy, s. 60, 64.

275

S. Przylеcki, Ukrainne sprawy, s. 68, 70.

276

S. Golеbiowski, Szahin Giraj i kozacy, s. 25–26;

S. Przylеcki, Ukrainne sprawy, s. 68, 70.

В этих источниках (второй из которых — переводы писем самого Шахина Герая) говорится, что предложение о помощи пришло из Большой Ногайской Орды. Бей-родственник братьев нигде не назван по имени. Однако свидетельств участия волжских ногайцев в последующей кампании нет, тогда как присутствие кубанских ногайцев из Улуса Гази подтверждено сообщениями о потерях, понесенных ими в боях, а также о наказании, наложенном на Малый Ногай Джанибеком Гераем за поддержку мятежников (А. А. Новосельский, Борьба Московского государства с татарами, с. 137; В. В. Трепавлов, Малая Ногайская орда. Очерк истории, в кн.: Тюркологический сборник, 2003–2004: Тюркские народы в древности и средневековье, Москва 2005, с. 302–303). То, что термин «Великий Ногай» был употреблен обобщенно и на самом деле означал лишь кубанский Улус Гази, подтверждается и документом, где прибывшие с Мехмедом Гераем мирзы прямо названы мирзами из Малого Ногая (М. Грушевсъкий, Історія України-Руси, т. VIII, ч. 1, с. 61).

277

S. Przylеcki, Ukrainne sprawy, s. 86.

О 40 тысячах казаков, выступивших в 1629 г. в поход на Крым, говорится и в других источниках: турецком, крымско-армянском и русском (Collectanea z dziejopisow tureckich rzeczy do historyi polskiej siuzqcych, wyd. J.S. Si^kowski, t. I, Warszawa 1824, s. 187; E.Schutz, Eine armenische Chronik van Kaffa aus der erste Hdlfte des 17. Jahrhunderts, «Acta Orientalia Academiae Scientarurn Hungaricae», vol. XXIX, nr. 2, 1975, s. 147; А. А. Новосельский, Борьба Московского государства с татарами, с. 136). Известно, впрочем, что не все казаки, собравшиеся весной 1629 г. на Запорожье, пошли затем в крымский поход. Как было сосчитано на марше, в нем участвовало 23 тысячи человек (М. Грушевський, Історія України-Руси, т. VIII, ч. I, с. 62). Примерно ту же цифру (25000) подтверждают и московские данные (А. А. Новосильский, Борьба Московского государства с татарами, с. 136). В любом случае, майский поход 1629 г. может быть признан одной из крупнейших военных акций казачества первой половины XVII в.

278

S. Golebiowski, Szahin Giraj i kozacy, s. 26.

279

А. А. Новосельский, Борьба Московского государства с татарами, с. 136.

280

Точная численность мангупского гарнизона в 1620-х гг. неизвестна, но сорок лет спустя она составляла лишь 15 человек, не считая командира (Книга путешествия, с. 33).

281

Описание Черного моря и Татарии, с. 121;

Жан де Люк, Описание перекопских и ногайских татар, черкесов, мингрелов и грузин, «Записки императорского Одесского общества истории и древностей», т. XI, 1879, с. 484.

Административно крепость Мангуп-Кале не принадлежала Крымскому Юрту: она относилась к владениям Османской империи (владевшей всеми территориями Юго-Западного Крыма к югу от Бельбека) и являлась центром Мангупского кадылыка, подчиненного кефинскому бейлербею наряду с Судакским, Кефинским, Керченским и Таманским кадыльтками. В силу географической изолированности этих земель от Кефе и их территориальной общности с ханскими владениями султаны предоставляли правителю и жителям Крымского Юрта особые права в Мангупском кадылыке. Так, помимо использования Мангупа ханами как сокровищницы и тюрьмы (М. Броневский, Описание Крыма, «Записки императорского Одесского общества истории и древностей», т. VI, 1867, с. 344), ханские подданные владели тут земельными наделами и прочим имуществом, а султан по просьбе хана жаловал здесь целые округа ханским придворным, позволяя им же собирать здесь налоги в пользу османского правителя (Ф. Ф. Дашков, Сборник документов по истории крымско-татарского землевладения, «Известия Таврической ученой архивной комиссии», № 22, 1895, с. 92, 98, 99, 100; № 24, 1896, с. 79, 80, 127, 128).

282

Описание Черного моря и Татарии, с. 121;

В. Д. Сухоруков, Историческое описание земли Войска Донского, Новочеркасск 1903, с. 143;

А. А. Новосельский, Борьба Московского государства с татарами, с. 136.

283

S. Przylеcki, Ukrainne sprawy, s. 72–73.

284

Хан остался сторожить границу даже несмотря на второй набег на Крым, случившийся почти одновременно с запорожской атакой на Мангуп-Кале. Донские казаки высадились на берег в восточной части полуострова, пробрались к Карасубазару, разграбили город и истребили множество людей. С ними из города бежали две сотни невольников (В. Д. Сухоруков, Историческое описание земли Войска Донского, с. 140; Описание Черного моря и Татарии, с. 120; E. Schutz, Eine armenische Chronik van Kaffa, s. 148; А. А. Новосельский, Борьба Московского государства с татарами, с. 136). Как и при набеге 1624 г., донцы подверглись за это осуждению царя, опасавшегося разрыва мира с Крымским ханством (Донские дела, кн. 1, «Русская историческая библиотека», т. XVIII, 1898, с. 309–311; В. Д. Сухоруков, Историческое описание земли Войска Донского, с. 140).

Нет сомнений, что нападение с Дона было связано с уходом крымских войск к Перекопу; возможно также, что сведения об этом поступили к донцам от запорожцев — однако этим связь донского набега с готовящейся кампанией Шахина Герая исчерпывалась. Войско Донское всегда оставалось в стороне от антиосманской борьбы крымских правителей. С одной стороны, запорожцы порой объединялись с донцами в морских рейдах на османские владения (например, той же весной их совместная флотилия атаковала с моря османскую Керчь, см.: А. А. Новосельский, Борьба Московского государства с татарами, с. 136). Но, с другой стороны, известно, что запорожцам, несмотря на все усилия, так и не удалось привлечь донцов к антитурецкому альянсу с Крымом: Войско Донское не восприняло той гибкой политики военных союзов, которую с успехом проводило Войско Запорожское. Максимум, что смогли сделать здесь запорожцы — это удержать донцов от набегов на Крымское ханство после заключения украинскими казаками союза с Шахином Гераем (В. А. Брехуненко, Витоки кримсъкої політики Богдана Хмелъницъкого, «Український історичний журнал», № 4, 1995, с. 89–90). Временами источники упоминают малочисленные группы донских казаков на службе у Мехмеда и Шахина Гераев (В. А. Брехуненко, Витоки кримської політики Богдана Хмелъницъкого, с. 90), однако это были лица, лишь частным порядком присоединившиеся к запорожцам, и их присутствие не означало союза Войска Донского с крымскими мятежниками.

285

М. Грушевський, Історія України-Руси, т. VIII, ч. I, с. 61;

B. Baranowski, Polska a Tatarszczyzna w latach 1624–1629, Lodz 1948, s. 96–97.

286

Имена этих двух гетманов источник указывает неопределенно, называя одного «Тарасом» (вероятно, Тарас Трясило), а второго — «Чернятой» (Григорий Чорный?). См.: М. Грушевський, Історія України-Руси, т. VIII, ч. I, с. 61; B. Baranowski, Polska a Tatarszczyzna w latach 1624–1629, s. 97. См. также Примечание 29 ниже.