Выбрать главу

Отцовский опыт подсказывал Инаету, что боевые заслуги перед султаном способны существенно укрепить позиции хана при османском дворе: везирям и евнухам будет не так-то просто интриговать против крымского правителя, если тот обладает неоспоримой репутацией заслуженного полководца. Потому, прибыв в Бахчисарай, Инает Герай повелел своим подданным готовиться к персидскому походу.

Тот же приказ — следовать на войну с кызылбашами — получил из Стамбула и Кан-Темир.[358] Мирза без труда распознал в этом старый умысел приграничных пашей, которые уже давно добивались его удаления из Буджака: в Персию, в Анатолию, куда угодно, лишь бы этот степняк не спорил с ними за влияние в придунайском краю и не создавал лишних хлопот своими набегами на соседей. У мирзы оставался единственный способ остаться в родных степях: исподволь затеять какой-нибудь конфликт, а затем доказать султану, что только он, Кан-Темир, способен погасить его.[359] Что же до Инаета Герая, на которого Кан-Темир, по-видимому, возлагал в прошлом некие надежды — то желание любой ценой остаться в Буджаке перевесило все былые симпатии.

Несмотря на согласие хана прийти на помощь, османы так и не дождались его на фронте. По прибытии в Бахчисарай Инаету Гераю пришлось посвятить порядочно времени знакомству с крымской знатью и раздаче даров по случаю своего воцарения. Затем он договаривался с беями о подготовке похода, собирал войска, переправлял своих бойцов на таманский берег и с тревогой наблюдал за ордами Кан-Темира, внезапно показавшимися у самого Перекопа.

Покуда в Крыму продолжалась эта неспешная подготовка, османы справились с иранским гарнизоном Еревана и без крымцев — а тут подступила осень, и бои, как всегда, приостановились до весны. Погостив в Черкессии, Инает Герай вернулся с Кавказа домой — тем более что здесь разворачивалось важнейшее в эти годы событие: переселение в Крым волжских ногайцев.[360] Как уже пояснялось ранее, степные жители Крыма и окрестных земель, объединенные господством знаменитого рода Ман-гыт, делились на несколько больших сообществ. Гёзлевские и перекопские степи издавна населял клан Мансуров (чья ветвь процветала также и в Буджаке); по кубанским равнинам кочевала подвластная крымским ханам Малая Ногайская Орда; а на северных берегах Каспия, за Волгой, доживала свой век Большая Ногайская Орда.[361]

Когда-то этот заволжский улус Эдиге был могучим степным государством, всерьез угрожавшим самому Крыму, — но теперь, покоренная Московским царством, Большая Ногайская Орда давно утратила былое величие. Разрозненные и обнищавшие, лишенные столицы и единого правителя, волжские ногайцы скитались по своим степям, в точности как последние улусы Золотой Орды перед ее окончательным развалом.

В последнее время ко всем прежним бедствиям добавился новый бич: нашествие калмыков. Эти воинственные странники нежданно прибрели к Волге из монгольских степей и в первых же стычках показали себя более сильными и умелыми бойцами, чем ногайцы. Часть ногайских улусов покорилась пришельцам, а остальные, не в силах переносить еще и этой напасти, пустились бежать от калмыков на запад, к Крыму.

Всего в заволжских кочевьях обитало свыше ста тысяч человек,[362] и царь, конечно, не хотел потерять сразу такое множество подданных. По его приказу астраханские воеводы и донские казаки заградили ногайцам переправы через Волгу и Дон, однако ни пули, ни сабли не смогли остановить массу народа, неудержимо рвущуюся на запад. Вслед за волжанами к Перекопу потянулись и кубанцы — ив Крым потекла огромная людская река, увлекающая за собой тысячи кибиток, телег и неисчислимый сонм скота.

вернуться

358

M. Berindei, La Porte ottomane face aux cosaques zaporogues, 1600–1637, «Harvard Ukrainian Studies», vol. I, nr. 3, 1977, p. 304;

Korespondencja Stanislawa Koniecpolskiego, hetmana wielkiego koronnego (1632–1646), oprac. A. Biedrzycka, Krakow 2005, s. 278.

вернуться

359

Этот тактический ход, служащий средством уклониться от участия в персидской кампании, не составлял секрета для политиков того времени. Английский посол в Стамбуле Томас Роу писал еще в 1626 году: «Не желая быть призванным на войну в Азии, он будет искать любые пути, чтобы остаться на месте, каждый раз поднимая на границе новые столкновения» (Wyjatki z negocyacyi kawalera Sir Thomas Roe w czasie posehtwa jego do Forty Ottomanskiej od r. 1621 do r. 1628 inclusive, w Zbior pamiеtnikоw historycznych o dawniej Polszcze, wyd. J.U.Niemcewicz, t. V, Lipsk 1840, s. 337). Эти слова относились к Мехмеду III Гераю, и время показало, что прогноз посла оказался ошибочен: Мехмед III Герай не был замечен в намеренном провоцировании пограничных конфликтов. Однако изложенный тут образ действий находит полное соответствие в политике Кан-Темира.

Некоторые источники добавляют, что Кан-Темир вышел-таки с ханом в персидский поход, но дойдя с ним до местности под названием «Soutoud», развернулся и отправился назад в Буджак. Поход был сорван, и Инает Герай решил наказать Кан-Темира за это (M.Kazimirski, Precis de I'histoire des Khans de Crimee depuis Van 660 jus qu'en l'an 1198 de I'Hegire, «Journal Asiatique», t. XII, 1833, p. 438). Если «Soutoud» — это искажение гидронима Сют-Су, то следует вспомнить, что именно на реку Сют-Су в свое время переселял Буджакскую Орду Мехмед III Герай. Возможно, Инает Герай вернулся к вопросу о переселении орды — и это могло спровоцировать Кан-Темира на разрыв с ханом.

вернуться

360

А. А. Новосельский, Борьба Московского государства с татарами в первой половине XVII в., Москва — Ленинград 1948, с. 246;

B. Baranowski, Stosunki polsko-tatarskie w latach 1632–1648, Lodz 1949, s. 53.

вернуться

361

Османские историки перечисляли эти три ногайских сообщества следующим образом: «1) Большой Ногай, которые не подчинены никакому падишаху и не принимают ничьих повелений; 2) Малый Ногай, явно выказывающие повиновение крымским ханам, но внутренне питающие к ним вражду; и 3) Мансур, известные своей жестокостью и кровопийством» (В. Д. Смирнов, Крымское ханство под верховенством Отоманской Порты, с. 372; Халим Гирай султан, Розовый куст ханов или История Крыма, с. 60).

вернуться

362

Количество кочевников, переселившихся в 1634–1636 гг. в Крымский Юрт, в точности не установлено, но общая численность волжских ногайцев накануне переселения оценивается от 80 до 120 тысяч человек. См. соответствующие расчеты в: В. В. Трепавлов, История Ногайской Орды, Москва 2002, с. 493–499.