Возглавить поход охотно взялся калга Ислям Герай. Мечтая отомстить неприятелю за проведенные в плену годы, он повел своих бойцов не на Подолье и Галичину, куда обычно ходили крымские войска, а в те же места, где одиннадцать лет назад сам попался в руки польских солдат — на Киевщину. Султанский приказ был исполнен: Исляму Гераю удалось собрать нужное количество пленников. Но навстречу ему с Западной Украины уже несся быстрым маршем Конецпольский — и калга счел за лучшее повернуть обратно. Польское войско пыталось преследовать его, однако поднявшиеся февральские бураны остановили погоню. Так калга отомстил за свое былое поражение — правда, дорогою ценой: в походе погиб его брат, нурэддин Сафа Герай.[465]
К тому времени, как войско вернулось из похода, весь Крым уже обсуждал новость о недавней кончине турецкого султана. Болезнь и смерть Мурада IV заставила весь османский мир с тревогой задуматься о будущем империи. Все одиннадцать сыновей Мурада умирали один за одним в младенчестве, и единственным наследником трона остался его брат Ибрагим. Султан умирал тяжело. Панически страшась подступающей гибели, он со смертного ложа грозил казнью врачам за их недостаточное усердие, а под конец надумал умертвить и собственного брата. Мурада не заботило, что на этом прервется род Османов: тиран хотел завещать трон своему фавориту, главному оруженосцу. Перепуганным придворным удалось спасти Ибрагима лишь благодаря тому, что Мурад уже не мог встать и вскоре испустил дух.[466]
Жизнь Ибрагима была спасена, но этот единственный наследник дома Османов мало годился к правлению. Пусть и не в той степени, как Мустафа I, он тоже был слегка не в себе, проведя всю юность в неотвязном ужасе перед грозящей ему казнью и не раз становясь свидетелем, как эта участь постигала других его родичей. Впрочем, душевный изъян нового султана не имел особого значения, ибо фактическим распорядителем империи стал умный и расчетливый везирь Кара-Мустафа-паша.[467]
Смерть султана, как это случалось уже не впервые, напомнила о давнем неписаном уговоре Стамбула с Бахчисараем. «Вы должны знать, — докладывал королю польский посол из Стамбула, — что нынешний султан Ибрагим — последний из Османской фамилии, и что весь род Османов уже сходит на нет. Вся империя ляжет на татар, на крымских Гераев, которые заранее возгордились надеждой на такое господство и не слушаются турков».[468]
Питал ли какие-то надежды в связи с этим сам Бахадыр Герай — неизвестно, хотя именно на него и намекал королевский дипломат. Однако Бахадыр был вовсе не единственным в ханском роду, кто мог грезить о распространении своей власти на три материка османских владений.
На Родосе до сих страдал в своей затянувшейся ссылке Шахин Герай. Надежды на то, что падишах возведет его на ханский трон, уже дважды обернулись глубоким разочарованием, а теперь, со смертью Мурада, и вовсе угасли. Не полагаясь более на Стамбул, Шахин Герай начал действовать сам: он возобновил связи со своими сторонниками в Крыму и стал искать способы вернуться на родину. Бахадыр Герай с тревогой доложил об этом в османскую столицу — и везирь, догадываясь, что амбиции Шахина Герая вряд ли ограничиваются одним лишь крымским престолом, постановил немедленно избавиться от закоренелого бунтовщика. Тут как раз подоспел и подходящий повод.
Неурядицы и потрясения последних лет вызвали волну грозных пророчеств не только в Крыму, но и в Турции. Так, по Стамбулу разнеслось предсказание некоего звездочета о том, что Османскую империю ждут великие бедствия от «человека, носящего птичье имя». Этим и воспользовался Кара-Мустафа-паша со своими единомышленниками. Ведь зловещее «птичье имя», означающее «Сокол», носит не кто иной, как Шахин Герай! — убеждали они падишаха. — Это он станет виновником надвигающихся несчастий! Неудивительно, что легковерный султан без раздумий утвердил решение везиря.
Зная хитрость и предусмотрительность Шахина, везирь предпринял все меры, дабы не спугнуть осторожного Сокола. И когда новоназначенный египетский наместник Наккаш-Мустафа-паша по пути к месту службы завернул на Родос и пригласил Шахина Герая на загородный пир, тот, не заподозрив подвоха, стал готовиться к встрече. Но весть о секретном задании, полученном пашой от везиря, неведомым путем просочилась наружу и стала известна одному из местных дервишей, живших молитвой и подаяниями.
465
B. Baranowski,
M. Horn,
467
C. Imber,
468