Выбрать главу

Стремясь предотвратить смертоубийство, дервиш поспешил к дому Шахина Герая и постучал в ворота. Он сказал вышедшим слугам, что хочет немедленно передать их господину очень важное сообщение. Но Шахин Герай отказался от встречи с ним, решив, что нищий дервиш лишь ищет повода попросить у калги милостыни. Не желая утруждать себя напрасной болтовней, Шахин Герай отсыпал горсть монет и приказал передать их незваному гостю, чтобы тот ступал с миром. Так и не добившись встречи, дервиш ушел. Шахина Герая еще могла бы спасти оставленная дервишем записка с предупреждением о смертельной опасности — но гордый калга пренебрег и ею: он слишком торопился на пиршество, спеша разведать последние столичные новости.

Эта оплошность стоила Шахину жизни: едва явившись к паше, он был схвачен и задушен шнуром — в точности так, как это сталось ранее с его заклятым врагом Кан-Темиром.[469]

Два дракона

(1641)

Османско-крымское выступление на Азак — Каймакам в отсутствие хана укрепляет Бахчисарайский дворец — Осада Азака летом 1641 г. — Возвращение крымских и османских войск с Дона Смерть Бахадыра Герая — Смена эпох к истории Крыма

Вместе с Мурадом IV ушли в прошлое и его смелые планы покорить всю Персию. Довольствуясь тем, что Багдад осталсяза Османской империей, а с шахом заключено перемирие, главный везирь Кара-Мустафа-паша решился взяться за Азак. Крепость уже четыре года пребывала в чужих руках, крымцы ничем не могли помочь тут, и османам было давно пора самим выдвигаться на защиту собственного владения. Весной 1641 года везирь направил к Азаку немалые силы: султанские галеры доставили сюда 20 тысяч янычар, 20 тысяч сипахиев, молдавско-валашские отряды, а также множество военных инженеров и несметное число войсковой обслуги (полный список участников похода превысил 200 тысяч человек![470]). Кара-Мустафа намеревался было лично отправиться на Дон, но когда все уже было готово к выходу, заболел султан, а в Стамбуле случился большой пожар, в котором везирь обжег себе руки и бороду. Сочтя это дурным предзнаменованием, Кара-Мустафа решил остаться при хвором падишахе, а во главе похода поставил силистрийского наместника Дели-Хусейн-пашу.[471]

Теперь, когда для освобождения крепости, наконец, прибыли османы со своей артиллерией, ни Бахадыр Герай, ни его беи уже не могли возражать против похода. Они тоже поднялись в путь, ведя за собой 60 тысяч человек.[472] Так к началу июля на Дону собралось огромное османско-крымское воинство, которому предстояло сломить сопротивление 6–7 тысяч казаков, засевших за неприступными азакскими стенами.[473]

Отправляясь на войну, Бахадыр Герай поручил правление страной Исляму Гераю, а для присмотра за столицей на время своего отсутствия учредил, по османскому примеру, должность каймакама или столичного наместника. Этот пост получил Сулейман-паша, который, проводив хана в поход, принялся за дело: он укрепил Бахчисарайский дворец, окружив его невысокими стенами и поставив на входах две каменные башни с воротами.[474] Ханский дворец не превратился в крепость, но все же стал гораздо лучше защищен, чем прежде. Главная башня была украшена талисманом: над ее въездной аркой вмуровали резную плиту с двумя сцепившимися в схватке драконами. (В Турции этот охранительный символ издавна изображали при входах в крепости и дворцы для защиты от нашествий врагов и прочих бедствий, а городские ворота Багдада, украшенные подобным же изображением, так и назывались: «Врата талисмана»).[475]

Разумеется, охрана страны была вверена не только «каменным стражам» Ханского дворца. Еще в прошлом году, вняв предостережениям, калга починил обветшавшую крепость на Перекопском перешейке.[476] Теперь можно было надеяться, что пока хан стоит под Азаком, Крым пребудет в безопасности как от возобновившихся наскоков запорожцев,[477] так и от вылазок донцов, чьи лазутчики в поисках «языков» пробирались почти до самого Ор-Капы.[478]

Крымцы и османы подступили к Азаку. Крепость возвышалась над массой окружившего ее войска добротными стенами, построенными еще при генуэзцах. Затворившиеся внутри донцы располагали огромным запасом доставленного из Московии оружия и пороха, целым стадом скота для пропитания и колодцами со свежей водой. Осада столь хорошо укрепленной и богато снабженной твердыни обещала быть непростой.

вернуться

469

В. Д. Смирнов, Крымское ханство под верховенством Отоманской Порты, с. 379; J. von Hammer, Geschichte des Osmanisches Ketches, V Bd., s. 312.

Шахин Герай похоронен в небольшом дюрбе у мечети Мурад-Реис-паши на северной оконечности Родоса. Как и мавзолей Джанибека Герая, находящийся на том же кладбище, усыпальница Шахина Герая с мраморным памятником внутри сохранилась доныне (Z. Qelikkol, Rodos'taki TurkEserleri ve Tarihce, Ankara 1992, s. 46–47, plan III, res. 61, 64, 65).

Нельзя не отметить совпадения «пророчества» стамбульского астролога с реальными историческими событиями далекого будущего: совпадения случайного, однако небезынтересного. Через 105 лет на свет появится другой «человек с птичьим именем» — Шахин Герай, сын Ахмеда Герая, последний хан Крыма (1777–1783 гг.), который действительно станет источником множества хлопот для Османской империи и одним из главных проводников российского влияния в Крыму. Правление Шахина Герая закончится его отречением от престола и ликвидацией Крымского ханства.

вернуться

470

Такую численность пришедших под Азак османов и крымцев приводили донские казаки, особо указывая, что в это число входят все, кто получал в походе султанское жалование (т. е. здесь учтен не только личный состав войск, но и многочисленный обслуживающий персонал). Одни говорили о 240 тысячах (Донские дела, кн. 2, «Русская историческая библиотека», т. XXIV, 1906, с. 368), другие — о 256 (Повесть об Азовском осадном сидении донских казаков, в кн.: Воинские повести Древней Руси, Ленинград 1985, с. 450). Примерно о той же численности (220 тысяч человек) говорит и османский источник (Эвлия Челеби, Книга путешествий Эвлии Челеби. Походы с татарами и путешествия по Крыму (1641–1667 гг.), Симферополь 1996, с. 13).

вернуться

471

Г. З. Байер, Краткое описание всех случаев, касающихся до Азова, от создания сего города до возвращения оного под российскую державу, Санкт-Петербург 1782, с. 86–88.

вернуться

472

Донские дела, кн. 2, с. 229.

вернуться

473

О 5–6 тысячах казаков, находящихся в крепости, говорили донские гонцы, посланные к царю перед самым началом осады Азака (Донские дела, кн. 2, с. 219). Цифру того же порядка (7367 человек) подает и литературно-историческое произведение, написанное впоследствии одним из защитников крепости (Повесть об Азовском осадном сидении донских казаков, с. 466).

вернуться

474

А. А. Новосельский, Борьба Московского государства с татарами, с. 289.

вернуться

475

Барельеф с изображением двух сражающихся драконов на известняковой плите, вмурованной в стену главной въездной башни Ханского дворца, — символ очень заметный и всегда привлекавший всеобщее внимание, однако до недавнего времени не имевший научной интерпретации. В популярной городской легенде этот мотив истолкован как битва змей, которая якобы происходила здесь же, на речном берегу, и навела хана на мысль о постройке дворца именно в этом месте (см. Том I, с. 191–192). Аналогов данному памятнику в Крыму пока не обнаружено, но хорошо известно, что декоративный мотив двух драконов имел большое распространение в архитектурном искусстве сельджукской Турции ХШ-ХУ вв., которое на раннем этапе оказало значительное влияние на архитектурные традиции крымских татар. Турки-сельджуки (как и ряд других народов Ближнего Востока) придавали этому символу значение охранительного талисмана и нередко украшали им входы в разного рода общественные здания (G. Oney, Dragon Figures in Anatolian Seljuk Art, «Turk Tarih Kurumu Belleten», vol. XXXIII, no. 130, 1969, p. 193–216). Эта традиция существовала в Турции не дольше середины XV в. — и это позволяет предполагать, что бахчисарайская плита была создана гораздо раньше, нежели входная башня и весь дворец (основанный в 1532 г.). Возможно, прежде эта плита украшала некое иное, более старое, строение в ханской столице. Подробнее об этом памятнике, его аналогиях на Ближнем Востоке, мифологических интерпретациях символа дракона и вариантах датировок появления плиты на стене башни см.: О. Гайворонський, Мотив «битви двох дракотв» на в'гзнгй брамг Бахчисарайського Ханського палацу, «Схщний свгг», № 3, 2006, с. 49–55.

вернуться

476

А. А. Новосельский, Борьба Московского государства с татарами, с. 289.

Продолжая тему о талисманах, помещавшихся на постройках Крымского Юрта, можно упомянуть, что врата крепости Ор-Капы были украшены другим примечательным (ныне исчезнувшим) символом: высеченной из камня совой.

В отличие от мотива двух драконов, этот символ не находит прямых аналогий в сельджукском декоративном искусстве, зато обнаруживает связь с традициями Чингизидов, где существует понятие «онгон»: птица, которая наряду с родовой тамгой символизирует ту или иную ветвь династии. В монгольской мифологии распространены сюжеты о сове, которая спасает главного героя от преследований, кормит и оберегает его в детстве, либо отпугивает от него врагов. Эти сюжеты легли в основу ряда преданий о Чингиз-хане. Вероятно, некие их отголоски звучали и в Крыму, а отсюда попали в Европу, поскольку европейская геральдическая традиция прочно связывала символ совы с правящей династией Крыма. В качестве примеров можно привести европейские изображения крымских ханов, сопровожденные символом совы в щите; примечание геральдиста XVII в. о том, что «татарский хан носит изображение черной совы на золотом щите, потому что первый хан татар Чингис-хан был спасен при ее содействии» (G. A. Bockler, Ars Heraldica, Oraz 1971, p. 64); а также голландский справочник по флагам 1705 г., где знамя крымского хана описывается как желтое с черной совой посередине (тут же говорится и о втором ханском знамени: тоже желтом, но с черным драконом; C. Allard, Niewe Hollandse scheeps-bouw, Amsterdam 1705, p. 154–155, № 80, 81).

Связь перекопского изваяния с чингизидской символикой подтверждает и путешественник, который в 1793 г. лично осматривал крепость Ор-Капы: «Над этими воротами я видел вырубленную в камне сову, почитаемую подлинным гербом Чингисхана; таковым, кажется, ее принимали и прочие владетели Крыма» (П. С. Паллас, Наблюдения, сделанные во время путешествия по южным наместничествам Русского государства в 1793–1794 годах, Москва 1999, с. 22).

вернуться

477

А. А. Новосельский, Борьба Московского государства с татарами, с. 288.

вернуться

478

Донские дела, кн. 2, с. 154.