— Сэр, — услышал Леха где-то рядом и повернул голову на голос. У края кровати стоял вчерашний лакей с каменным лицом и рыжими бакенбардами. — Кофе, сэр.
— Ты кто? — с перепугу выпалил черный следопыт.
— Зовите меня Томасом, сэр, — холодно ответил слуга.
— Как ты… вы сюда попали?
— Я служу вашей милости вот уже почти двести лет. Ранее служил лорду Спенсеру, прославившемуся на всю Европу своим жилетом.
— А что гости? — невпопад спросил Леха.
— Разъехались по домам, сэр.
— А от меня чего вы хотите?
— Утренний кофе, сэр.
— Послушайте, Томас! Давайте без всяких сэров. Не знаю, кто вы и какого лешего тут делаете, но попрошу оставить условности. Договорились?
— Как вам угодно, сэр.
— Вот напасть! Кстати, который час?
— Полночь.
— Сколько же я проспал?
— Часов восемь, не меньше.
— Погодите, Томас. Вы в конец меня запутали. Какая полночь?
— Вечная полночь, великий герцог.
— Черт знает что! Как же вы решаете, когда пить утренний кофе, а когда подавать обед или ужин?
— Боюсь показаться излишне дерзким, но ваша милость задает странные вопросы. Мы никогда не задумываемся о времени. Оно думает за нас.
— Понятно, — уныло ответил Леха, хотя из ответа лакея он ровным счетом так ничего и не понял. — Ладно, давайте ваш кофе, — предложение двухсотлетнего Томаса великий герцог воспринял без энтузиазма, больше по привычке. Завтракать ему совершенно не хотелось.
Леха вылез из-под одеяла. Только сейчас он заметил, что одет в просторную и длинную ночную рубаху, а на голове красуется колпак с кисточкой.
Свесив босые ноги с кровати, Леха увидел перед собой металлический столик на колесах, такой как в квартире Казимира Карловича. На столике в расписной чашке ароматно парил черный кофе, а на тарелке с портретом Наполеона Бонапарта лежал бутерброд с сыром.
Леха глянул по сторонам. Ни бутылки коньяка на столе, ни пепельницы с окурками. Тяжело вздохнув, взял чашку, подул на горячий напиток и громко сербнул. Немного смутившись, посмотрел на Томаса. Лицо слуги ничего не выражало. Ни насмешки, ни сочувствия.
— А скажите, Томас, и вы мертвы? — спросил Леха слугу после того, как расправился с легким завтраком.
— Почти двести лет, — бесстрастно ответил лакей.
— Выходит, я разговариваю с мертвецом? — неуклюже пошутил следопыт.
— С его душой, великий герцог, — все так же невозмутимо отвечал Томас.
— Получается, все обошлось без серы, смолы, огня и всего такого? Признаться, несколько разочарован. «И аз воздам… » По вере и по поступкам? Чем же вы провинились в земной жизни, что вас и после смерти определили в лакеи?
— Мой грех — покорность. Ваша вчерашняя гостья, Аннитис, предрекла мне новое воплощение. Она сказала, что я достоин следующую жизнь провести в теле барана. Сэр! Я не хочу под нож! Позвольте мне остаться в замке, — щека Томаса едва заметно дернулась от волнения.
— Да оставайтесь на здоровье.
— Благодарю, сэр. Рубаха, чулки, панталоны, сэр, — теперь на лице лакея не дрогнул ни один мускул, и он протянул хозяину новый наряд.
— А это что за самодеятельность? — возмутился Леха.
— Ваше платье, сэр.
— Так, коль я тут главный, то велю подать мою старую одежду.
— Как угодно вашей милости, — Томас повторил вчерашний трюк, проделанный им с графином водки, и извлек откуда-то из-за спины Лехин камуфляж и ботинки. Все было выстирано, вычищено и выглажено.
— И как у вас все ловко выходит? — Леху разобрала легкая досада.
— Магия, сэр.
— Ах, да. Конечно. И здесь так любой может?
— Вне всяких сомнений, сэр.
— Занятно. А что, Томас, скажите, много ли в замке слуг? — Леха чувствовал некоторую неловкость. Он остался в одной ночной рубахе, а кто-то стащил с него трусы. Стоять же голышом перед слугой ему не хотелось. Оттого он решил забить ему голову пустыми разговорами и по возможности отправить куда подальше.
— Не меньше тысячи, полагаю.
— И все мертвы?
— Натурально. Все, до единого.